Василий Ардаматский - Избранное. Компиляция. Романы и повести 1-13

Но вот что любопытно — несмотря на столь строгое заявление царя, на Булацеле и на его газете это никак не отразилось.

Но Крюге понял, что действовать надо осторожнее и что одна статья погоды не делает. Надо, чтобы какая-то крупная газета заняла постоянную полезную Германии позицию. И здесь снова пригодился Рубинштейн. В свое время подброшенная ему соблазнительная мысль забрать в свои руки крупную газету и поставить ее на службу себе запала в душу Рубинштейна. Кроме всего, он выяснил, что газетное дело выгодное…

Рубинштейн начал тайно скупать акции суворинской газеты «Новое время». Самого Суворина уже не было, он недавно умер, и его детище перешло в руки разношерстного по составу акционерного общества, и это облегчило скупку акций. Единственный человек, выступивший против попытки Рубинштейна купить газету, был старший сын Суворина. Но он спохватился, когда добрая половина акций уже была в кармане Рубинштейна. В своей «Маленькой газете» Суворин поднял крик о том, что истинно русская газета переходит в руки грязного спекулянта Рубинштейна. На вопли суворинского сына никто не обращал внимания, и тогда он, чтобы привлечь к этому делу общественное внимание, устроил скандал на собрании пайщиков «Нового времени».

В момент, когда финансовый распорядитель газеты заканчивал свой вполне благополучный доклад о состоянии капитала акционерного общества, вскочил Суворин.

— Господа, доклад не отражает нашего позора! Газета куплена грязным спекулянтом Рубинштейном! — закричал он и, выхватив из кармана револьвер, сделал несколько выстрелов в окно. На выстрелы примчалась полиция, репортеры, и Петроград узнал об этом скандале.

Крюге решил, что с переводом газеты на новую позицию следует повременить, и постарался успокоить Рубинштейна.

Русская военная разведка и контрразведка могли бы работать хорошо. В свое время в их историю было вписано немало умных, успешных дел. Так, действия русской разведки против Австрии в совсем недавнее время даже противником были признаны удачными. Проводились интересные операции и против Германии. Эти успехи держались на отдельных талантливых ее работниках, но, увы, никак не определяли уровень всей ее деятельности. Более того, и эти успехи в конечном счете тонули в мути всяческих интриг, захлебывались в неразберихе, порождаемой тупой бюрократией, зависимостью от различных беспринципных ситуаций, когда один сановный дурак мог остановить удачно начатую операцию. Словом, и на этой области деятельности не могло не отразиться все, что было свойственно бездарной русской монархической власти…

В 1916 году русская военная разведка начала перспективную операцию. Летом на одном из участков фронта в ее руки попал немецкий радиоаппарат вместе с работавшим на нем радистом. В это время разведка противника уже активно пользовалась радиосвязью, в то время как в русской армии с этим дело не ладилось. Схваченный немецкий радист выдал шифры, которыми он пользовался, и всю систему подслушивания на этом фронте русской радиосвязи. Русская разведка получила возможность на этом участке фронта прослушивать и расшифровывать радиосвязь противника. Но дело не могло ограничиться только этим. Один захваченный аппарат погоды еще не делал. Нужно было немедленно по его образцу изготовить свои аппараты. Этот вопрос был поднят и тут же… похоронен. Вышестоящий чин разведки, ведавший вопросами радиосвязи, остановил дело, высказав мнение, что «перенимать технику противника означает признать собственную несостоятельность»… Был поднят вопрос об использовании захваченного аппарата и радиста для подброски противнику обманных данных. Составили первую дезинформацию о переброске войск на этот участок фронта, назвали несуществующие номера дивизий. Начальник штаба этот текст не утвердил, ссылаясь на то, что ему названные дивизии и место их пребывания неизвестны.

Офицер разведки стал объяснять, что этих дивизий на самом деле нет, но генерал перебил его, сказав возмущенно: «Моя задача — оперировать дивизиями, которые есть на самом деле. А из-за ваших несуществующих дивизий противник бросит против меня дополнительные и реальные дивизии — что тогда?»

На том дело и кончилось. Подобных эпизодов было множество.

Но что же делалось на самом верху русской военной разведки и контрразведки? Все годы войны начальником генерального штаба был генерал от инфантерии Беляев, он являлся и высшим руководителем военной разведки и контрразведки.

Беляев имел серьезное военное образование и опыт штабной работы на разных уровнях, но личность эта была заурядная. Генерал Брусилов однажды сказал о нем в сердцах: у него своей головы нету…

Беляев с одинаковым усердием молился царю, царице, любому, кто ими обласкан, потому что царский двор он называл не иначе как «святое семейство». Он, заявлявший, что живет в особом священном мире императорской армии, мог оставить все свои священные дела и по просьбе Вырубовой заниматься спасением родственника Распутина от фронта — ну как же, раз просит Вырубова, значит, это угодно императрице. Или мог отложить важное совещание для того, чтобы принять в своем священном кабинете авантюриста князя Андронникова.

Беляев любил говорить, что армия — это особый мир, в котором все подчинено незыблемым уставам, и что армия, чтобы там ни происходило в политике, всегда должна быть готова выполнять свой священный долг перед отчизной. Посему устав для него и библия, и свод всех законов жизни. Он тщательно ограждал свое ведомство от «штатской» критики. В 1916 году, когда в Думе о военных делах заговорили громко и грозно, в записке на имя военного министра Шуваева генерал Беляев вполне серьезно спрашивал: «Неужели нельзя объявить все военное не подлежащим публичному обсуждению не только в силу его секретности, но главным образом по причине полного непонимания гражданскими лицами особенностей нашей службы…»

Если что-нибудь выгодно отличало генерала Беляева, так разве только исключительное трудолюбие. «Усидчив до удивления», — сказал о нем военный министр Шуваев. В Думе депутат Пуришкевич, критикуя однажды Беляева, назвал его «человеком бумаги и чернила». А его соратник по генштабу и лучший его друг генерал Леонтьев сказал о нем: «Так, как Беляев знает военную канцелярию во всех ее видах и масштабах, ее не знает никто…» Начальник штаба Главной Ставки генерал Янушкевич, настаивая на том, чтобы Беляев оставался на посту начальника генерального штаба, сказал: «Он классический исполнитель, прекрасно знает службу, а главное, лишен собственных идей и фантазий…»

И вот этот человек был высшим руководителем военной разведки и контрразведки в то время, как человек, находящийся на этом посту, должен обладать высоким даром предвидения, живой гибкостью ума, способностью сквозь сегодняшнее видеть далеко вперед. Всего этого Беляев был начисто лишен…