Василий Ардаматский - Избранное. Компиляция. Романы и повести 1-13

Беляев возглавил генеральный штаб первого августа 1914 года. Только что началась война. В те дни газета «Новое время» писала:

«Русский народ предстал перед нами как один человек и как монолит. Повсеместные народные манифестации патриотизма под хоругвями и нашим святым трехцветным флагом объединили всех от мала до велика. Беспощадно покарать подлого германца! Эта единая радостная цель, как никогда, сплотила россиян!»

Все немецкое вон из жизни! Петербург объявляется Петроградом. Толпы громят лавки с немецкими фамилиями на вывесках. На площади возле Исаакиевского собора на глазах у полиции идет погром немецкого посольства… У посольства союзной Франции запрудившая набережную Невы толпа кричала «ура!». Кричали «ура!» и возле посольства Англии, хотя она в войну еще не вступила. Даже газета русских черносотенцев «Русское знамя», еще несколько дней назад писавшая, что «Россия Романовых не нуждается ни в варягах, ни в помощниках, ни в советчиках», теперь призывала русский народ «прочувствовать великое единение с французской и английской нациями и оглушить проклятием ненавистную немчуру…». Разгоряченные патриоты тащат в полицейские участки пойманных ими на улицах немецких шпионов — хватают всех, кто не чисто говорит по-русски. Об этом шеф петроградской полиции пишет рапорт, заканчивающийся так:

«И хотя во всех почти случаях нам приходилось затем задержанных с наступлением сумерек отправлять с извинениями домой, нахожу необходимым донести о вышеизложенном как о массовом явлении, в коем нельзя не увидеть озабоченность населения по поводу охранения государства от враждебных элементов».

Этот рапорт, соединясь в одной папке с аналогичными донесениями из других городов, пошел по начальству все выше и выше, и однажды вся папка попала в кабинет начальника генерального штаба генерала Беляева. Ему переслал ее министр внутренних дел… Начальник отдела разведки полагал, что об этом явлении следует доложить царю.

Неизвестно, включил ли генерал Беляев это в доклад военного министра государю, но возвратил папку в отдел со своей запиской генералу Леонтьеву:

«В СТОЛЬ благоприятной атмосфере нам остается только быть внимательными…»

Увы, это было заблуждением человека, лишенного прозорливости, — от «столь благоприятной атмосферы» вскоре и следа не осталось. А началась, как выразился однажды сам Беляев, «неразбериха и черт знает что». Начать с того, что военный министр Сухомлинов, вскоре обвиненный в измене, угодил под арест. Ясно, что это сильно осложнило всю работу Беляева, в том числе и как руководителя разведки — доверие к ней было подорвано.

Неразбериха и безответственность царили и в разведке. В Петрограде одновременно действовали, мешая друг другу, разведка и контрразведка шестой армии, северного фронта и генерального штаба. Свою разведку и контрразведку вело министерство внутренних дел, его отдельный жандармский корпус. И сверх всего этого в Царском Селе при царской охране, возглавлявшейся генералом Спиридовичем, тоже была своя сверхпривилегированная разведка. Все эти ведомства действовали разобщенно и в атмосфере карьеристского соперничества, они иногда следили тщательней друг за другом, чем за действиями противника.

Словом, как это ни парадоксально, в стране и особенно в Петрограде образовалась атмосфера, благотворная для деятельности немецкой агентуры. Беляев — человек бумаги и чернил — этого не понимал и сетовал только на разобщенность сил разведки и контрразведки. Это, конечно, играло свою роль, но далеко не главную…

На деятельности разведки сказывалось все то, что предопределяло развал всей монархической власти. Но генерал Беляев этого тоже не понимал. Не мог понять. Он был верным до слепоты служакой царя, самодержавной России, и поэтому все, что происходило вокруг, принималось им как должное. На допросах в следственной комиссии Временного правительства он со слезами на глазах будет повторять:

— Я был честен.

Но, увы, для человека его положения, для того чтобы действительно быть честным, мало не брать взяток, как брали другие, или не целоваться с Распутиным, как это делали другие.

Так или иначе, но находившаяся в его непосредственном ведении военная разведка и контрразведка оказались бессильны в борьбе с вражеской агентурой, хотя они располагали хорошими специалистами этого дела.

В Петрограде и по всей России активно действовали немецкая, английская, французская и австро-венгерская разведки. Что касается разведки американской, она до поры до времени занимала позицию нейтрального наблюдателя, внимательно изучающего все, что происходило в России. И только в самом конце войны, когда силы главных воюющих государств, России и Германии, будут истощены до предела, а сохранившая свои силы Англия заявит претензию на роль владычицы мира, далекая могущественная Америка включится в передел мира, и ее разведка ринется в бой.

Английская и французская разведки имели возможность работать почти открыто — их государства были военными союзниками России, и это предоставляло им право не очень прятать свои дела.

Резиденты разведок Англии и Франции, находившиеся в России под самым разнообразным прикрытием, с завербованной ими еще до войны агентурой работали в Петрограде, Москве, Киеве и других крупных городах, ведя наблюдение за всеми сферами жизни государства и в первую очередь за работой промышленности, транспорта, за ходом военных мобилизаций. За Главной Ставкой наблюдали официально прикомандированные к ней английская и французская военные миссии. По праву официальных представителей союзнических армий они знали о каждом шаге царской Ставки. У миссии тоже была своя агентура, завербованная из среды военных многочисленного штата Ставки. Это позволяло знать и всю подноготную в деятельности органа управления войной.

Надо заметить только, что в этой деятельности первенствующее место занимала английская разведка, у которой и агентуры было больше, и профессиональные ее качества были гораздо выше. На вершине всей этой английской службы в России находился посол Великобритании в России, опытный дипломат, политикан и разведчик сэр Джордж Бьюкенен.

Его ближайшим коллегой был французский посол Палеолог, тоже опытный дипломат.

С кем же воевали эти господа, находясь в столице союзной России? Обобщающим ответом на этот вопрос могут быть слова самого Бьюкенена, сказанные им в 1918 году: «В России главной опасностью для Англии стала любая сила, способная по тому или иному мотиву увести русского солдата с фронта».

Упорной и тщательной разведкой таких сил в России занимались разведки Англии и Франции. Заметим сразу, что они явно проглядели главную опасность.