Василий Ардаматский - Избранное. Компиляция. Романы и повести 1-13

Беду они ждали только от каких-то политических комбинаций вокруг трона, а также от действий Германии и ее агентов в России. Имя Ленина и слово «большевики» в дневниках Бьюкенена появились только в 1917 году, после приезда Владимира Ильича в Петроград.

А в 1916 году Бьюкенен и Палеолог в Петрограде, английская и французская военные миссии при Главной Ставке, все силы разведки этих стран были заняты поиском противников активной войны и искали их главным образом в окружении царя и царицы.

А в это время на рабочих окраинах Петрограда, в пролетарских центрах России уже бурлила, рвалась наружу огненная лава революции. Стачки. Забастовки. Все громче и яростнее звучит призыв большевиков: «Долой самодержавие!» А Бьюкенен продолжает искать революцию возле царя. Даже глубокой осенью 1916 года, разговаривая с царем, он снова и снова повторяет, что главная опасность в деятельности прогерманских сил, стремящихся подорвать союзный договор о войне до победного конца. И когда сам царь вдруг спросил его мнение о беспорядках в Петрограде, посол стал уверять монарха, что (цитирую но ого дневнику) «недовольство вызывается сознанием, что в такой богатой стране, как Россия, рабочий класс не может получить предметов первой необходимости». И дальше он записывает, что, когда государь «…стал расспрашивать меня про петроградские забастовки, я не мог дать ему точных сведений».

Кроме всего, Бьюкенен был слепо уверен, что русский солдат, русский народ своего разумения не имеют и все зависит только от тех, кто подписывает приказы. В интервью американскому корреспонденту он заявляет: Россия страна настолько исключительная, что даже ее принадлежность к Европе определяет главным образом география, и то не очень убедительно…

Так или иначе, разведки союзных России государств могли действовать беспрепятственно.

Немецкая разведка служила главному врагу России, и деятельность ее агентуры была связана с большим риском. Но так было только в самом начале войны…

Руководитель немецкой военной разведки полковник Николаи писал после войны, что самым тяжелым для его сотрудников в России был начальный период войны, когда дикий взрыв русского национализма и соответственно антигерманизма, казалось, станет непреодолимой преградой для их работы. Но эта опасность оказалась временной…

Даже во время второй мировой войны вылезали из щелей нашей страны облысевшие, потерявшие зубы агенты полковника Николаи, к которым теперь рвались на связь посыльные уже из гитлеровского абвера.

В начале 1942 года в Ленинграде в отделение милиции явился еле передвигавший ноги, опухший от голода восьмидесятилетний старик.

— Я был немецким шпионом в первую мировую войну, — говорил он, прижимая руки к груди. — Поверьте мне, я говорю правду. Он просил арестовать его и посадить в тюрьму.

Выяснилось, что он потерял хлебную карточку. Поняв, что он погибнет от голода, и, вспомнив о своей прошлой деятельности, он решил покаяться. Надеялся, наверно, что его посадят в тюрьму и накормят…

Фамилия его Карсавин. Яков Григорьевич Карсавин. Когда началась первая мировая война, он был Журналистом, таскал репортерские заметки о происшествиях в вечернюю газету. В начале 1915 года его завербовал агент немецкой разведки Демьянов, хороший его знакомый, даже приятель, занимавший какой-то третьестепенный пост в святейшем правительствующем Синоде. Карсавин стал снабжать его информацией о настроениях в русской столице, получая за это нерегулярно то двадцать рублей, то тридцать, а то и пять. В конце 1915 года резидент устроил его на работу в журнал «Двадцатый век», где он стал вести отдел ответов читателям на различные вопросы юридического характера. В каждом номере журнала два-три ответа. Вопросы и ответы на них ему давал резидент. Все дело тут было в том, что вопросы, которые давал ему резидент, были связаны с военной службой, а из ответов на них можно было узнать весьма многое и весьма полезное для Германии.

Недели за три до Февральской революции резидент исчез. Во время последней их встречи он сообщил Карсавину, что уезжает в служебную командировку. Он дал Карсавину тысячу рублей и сказал, что работать в «Двадцатом веке» больше не надо. Он может устраиваться где угодно и должен ждать, когда к нему обратится от имени резидента какой-нибудь человек. И Карсавин ждал. Но, когда прошло лет десять, он ждать перестал. При Советской власти он в печати уже не работал. Служил в разных учреждениях. К началу второй мировой войны работал контролером в Ленэнерго Выборгского района, готовился выйти на пенсию…

Собирая материалы для этой книги, автор нашел журнал «Двадцатый век» за 1916 год. Судя по всему, Карсавин рассказал правду… В журнале есть юридический раздел под названием «Законовед» и в нем такие, например, вопросы и ответы:

№ 40. А.А.К. — Ораниенбаум. Вопрос. Может ли поступить в школу прапорщиков или в военное училище лицо, окончившее трехклассное среднее училище?

Ответ: Для поступления в школу прапорщиков требуется окончание курса не менее четырех классов гимназии или равного этому курсу училища, а потом указанное лицо может быть принято без экзамена в школу прапорщиков при запасных пехотных бригадах.

Или № 60. Синявину, Казань.

Школы прапорщиков при запасных пехотных бригадах открыты: в Петроградском военном округе, в Москве, Киеве, Одессе, Тифлисе и Иркутске…

Совершенно очевидно, что журнал «Двадцатый век» публиковал весьма полезную для Германии информацию. И это еще один маленький штрих о деятельности немецких агентов в России во время первой мировой войны…

Безнаказанная деятельность немецкой разведки в России стоила новой крови ее солдатам. Но этой же кровью в конечном счете оплачивалась и деятельность разведок союзников России, ибо их главной целью было не допустить ослабления активности русского фронта.

Но что это такое? Во французской газете «Матен» заголовок во всю страницу:

«Триумф русского контршпионажа! Пойман немецкий агент полковник Мясоедов, продававший важнейшие тайны!»

Да, было такое «дело Мясоедова»… Возникновение и ход этого дела представляют интерес…

В декабре 1914 года линию фронта перешел вырвавшийся из немецкого плена подпоручик Колаковский. Сначала он был доставлен в контрразведку Северо-Западного фронта, а затем в разведку генерального штаба. Он рассказал, что, для того чтобы вырваться из плена, он согласился, вернувшись в Россию, работать на немецкую разведку. Такой способ самоспасения из плена не был открытием подпоручика, как не была его открытием и вербовка агентов из числа пленных. На первых допросах он показал, что немецкая разведка дала ему задание взорвать важный железнодорожный мост, убить верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича и организовать капитуляцию военной крепости Новогеоргиевск. Вот так — ни больше ни меньше. Но на третьем допросе он вдруг сообщает нечто новое и сенсационное. Немцы — «вдруг» вспомнил он — приказали ему разыскать в русской армии полковника Мясоедова и связаться с ним, так как он был давним их агентом, завербованным еще в 1905 году.