Люк Дженнингс - Убивая Еву: умри ради меня

И вот он у меня в руках. Но не успеваю я ощутить пальцами его шестигранную форму, как распахивается дверь и мне в лицо бьет свет фонарика. Шок настолько силен, что у меня перехватывает дыхание, и я застываю, разинув рот и вперив взор в этот поток света.

– Ах ты лживая п…, – произносит Антон. – Я не ошибался насчет тебя.

За светом я не вижу его лица, но прекрасно представляю эту ухмылку. Мне отсюда не вырваться. Он стоит между мной и дверью.

– Ты хотела попытаться отправить сообщение, ведь так? Ты увидела, как я пишу карандашом, и решила его сп… ть. А ты знаешь, глупая леcба, что все так и задумывалось? Я специально оставил карандаш, чтобы ты пришла за ним. Тупая ты, б…, баба, право слово.

Я прямо ощущаю волны его ярости. Каким-то невероятным образом я вдруг обретаю ясность в голове и сосредоточенность.

– Жаль, что я не сэкономил всем время и не пришил тебя в Питере. На пару с твоей чокнутой телкой. Ну да ладно, лучше поздно, чем никогда.

Свободной ладонью он хватает меня за руку и рывком толкает к открытой двери. Я сопротивляюсь, изо всех сил пытаясь высвободить руку, и при этом у меня возникает сюрреалистическое ощущение, что в моем теле сейчас кто-то другой. Кто-то сильный и безжалостно боеспособный. Кто-то вроде Оксаны.

Кряхтя от напряжения, я что есть мочи стараюсь вывернуться и внезапно прыгаю вперед, он теряет равновесие и тяжело валится на спину, трескаясь башкой о стальной дверной косяк. Пока он лежит, полуошалело моргая в продольном луче фонарика, я собираю все силы и втыкаю карандаш в его левую ноздрю.

Глаза у Антона вытаращены, пальцы извиваются, а из горла вылетает вибрирующий звук. Он пытается поднять голову, но я крепко держу торчащий конец карандаша и вдавливаю его все дальше и дальше в нос. Пройдя сантиметров десять, карандаш застревает, поэтому мне приходится навалиться всем своим весом, это дает еще пару сантиметров. Я отбираю у Антона фонарик и направляю ему в лицо. Глаза у него закатились, губы дрожат, а из проткнутой ноздри в рот червяком ползет кровь.

– Тупая, блин, баба, да? – бормочу я. – А теперь что скажешь?

Острие карандаша уже почти наверняка прошло в мозг, но еще не смертельно. Нужно что-нибудь твердое и увесистое.

– Лежать! – командую я и обвожу лучом фонарика столовую. На книжной полке замечаю фундаментальный том. Пока я тянусь за ним, Антон с диким взглядом выпученных глаз полуприподнимается на ноги. Схватив книгу обеими руками, я стаскиваю ее с полки, прицеливаюсь и вгоняю карандаш еще на дюйм. Антон опускается на пол, безжизненно дергая ногами.

– Ева, детка, что происходит?

Я вскрикиваю и, уронив книгу, хватаюсь за сердце.

– Чем ты тут занимаешься?

– А на что, по-твоему, это, б…, похоже? – Вколачиваю Антону в нос карандаш «Птицами Северного моря».

– А это хорошая…

– Книжка-то? «Исчерпывающее издание», если верить «Обcерверу».

– Нет, я имею в виду идею замочить Антона. Он тебя доставал?

– Он застукал меня за кражей карандаша.

– Не понимаю.

– Это подождет. Лучше подержи его ноги для финального аккорда.

Когда Антон перестает наконец вздрагивать, я в изнеможении опускаюсь на корточки, прислонившись к стенке контейнера.

– Готов? – спрашивает Оксана, пощелкивая пальцем по торчащему концу карандаша.

– Типа того.

Она присаживается напротив меня и, протянув руку к фонарику, выключает его.

– Ночное ви́дение, – объясняет она.

Я почти ничего не вижу, лишь чувствую теплую тушу Антона у своей ноги.

Оксана делает долгий, флегматичный вдох через нос.

– А ведь ты реальный игрок, да, pupsik ?

– Что ты тут забыла?

– Искала тебя. Пришла в твою будку, а тебя там нет.

– Зачем ты меня искала?

– Я соскучилась.

– Мне пофиг. Вали трахаться с Чарли.

– Чарли – это не ты.

– Тогда какого лешего ты с ними трахалась?

– Вообще-то технически мы не трахались. Мы…

– Слышать не хочу, чем вы там занимались, мне интересно лишь, зачем ты так поступила.

– Не знаю. Я просто… – Она снова делает вдох. – Честно?

– Честно.

– Потому что я на тебя разозлилась.

– За что?

– Потому что люблю тебя.

– Боже мой, Оксана. Я тебя умоляю.

– Но это правда. Честно.

– Раз так, поможешь мне избавиться от тела? Выбросить в море?

– Ладно, pupsik . Я беру за одну ногу, а ты – за другую?

– Не называй меня так. Я тебя еще не простила.

– Это была просто игра в секс.

– Для меня игры в секс с другими людьми – не норма, Оксана.

Она бросает взгляд на Антона.

– Прасти-и… И прекрати на меня так смотреть, Буратино.

Нам требуется несколько минут, чтобы отволочь Антона из столовой к западному краю платформы.

– Тебе еще нужен карандаш? – Оксана старается перекричать завывания ветра.

Я уже и забыла, что весь этот сыр-бор, собственно, из-за карандаша. Кивнув в ответ, я опускаюсь на колени рядом с Антоном и тяну пальцами за карандаш. Глаза Антона вращаются, но карандаш двигаться не желает, он застрял намертво.

Попытка Оксаны тоже ничего не дает. Она смотрит на меня.

– Единственный способ – я буду держать его голову, а ты тащишь карандаш зубами.

– Фу-у! Какая мерзость!

– Детка, но ведь карандаш нужен тебе.

– Угу, знаю. Вот блин!

– Ну так приступим.

Мы приступаем. Оксана смыкает пальцы у Антона под челюстью, а я наклоняюсь сбоку к его лицу и хватаю зубами кончик карандаша. У него сухие губы, его щетина царапает мне щеку, а изо рта легкими волнами идет запах бренди и карри. Я тяну за карандаш изо всех сил, но он не двигается, и я к тому же опасаюсь этот кончик откусить. В итоге я, поперхнувшись, поднимаю голову и втягиваю в легкие морской воздух.

– Еще раз, – произносит Оксана одними губами.

– Не хочешь попытаться? – кричу я ей, но она трясет головой.

Я снова закусываю зубами карандаш, упираюсь руками в Оксанины бицепсы и что есть мочи тяну. На этот раз я чувствую, как он чуть-чуть подается, потом продвигается еще на миллиметр-другой, и наконец вылезает полностью, – и тут мою шею и грудь заливает теплая жидкость.

– Вот блин! – ругаюсь я. – Теперь все в крови.

– Не волнуйся, детка, мы с этим разберемся. Давай сядем спина к спине, чтобы я могла спихнуть этого мудака за борт.

Я чувствую, как напрягается ее спина, когда она ногами совершает толчки, и когда я оборачиваюсь, Антона уже нет. Я даже всплеск не слышала.

Следующие десять минут мы приводим себя в порядок. Пока я отмываюсь от крови в столовой, Оксана пробирается в Антонову будку и находит мне чистую футболку и военную рубаху. Я переодеваюсь, и тут мы обнаруживаем початую бутылку «Наполеона», которую берем с собой. Оксана поливает содержимым край платформы, а бутылку оставляет на палубе. Я собираю окровавленную одежду в узелок, сую туда для веса фонарик и швыряю в море. Завершив ночную работу, мы покидаем палубу. Оксана закрывает за мной люк.