Люк Дженнингс - Убивая Еву: умри ради меня

– Дальше дойдете без проблем, – говорит krot , поднимая руку в прощальном жесте и перебираясь обратно на ту сторону. Вскоре луч фонарика на его каске скрывается в темноте.

Его сменяет бледный свет, пробивающийся из-за приоткрытой двери. Теперь мы стоим на мостках у края огромной цилиндрической шахты. Лестничные пролеты зигзагами уходят вниз как минимум метров на сто. Ричард, не теряя времени, жестом показывает следовать за ним. Мы быстро спускаемся, этаж за этажом, глухо стуча ботинками по металлическим ступенькам. С каждым новым уровнем вид этого места делается все более зловещим. Стены со стальной арматурой покрыты шелушащейся красной антикоррозионной краской, хотя самим конструкциям на вид уже много десятков лет. Следы подошв на пыли и раздавленные окурки указывают на то, что здесь недавно кто-то проходил, и через некоторое время до нас начинает доноситься приглушенный гул снизу. Весь путь до подножья лестницы занял у нас минут десять, и в итоге мы оказываемся в некоем подобии атриума, где нас поджидает вооруженный охранник в форме с эмблемой в виде крылатого щита – то есть перед нами – офицер ГУСП, бывшего 15-го Главного управления КГБ. Моего внутреннего шпиона этот факт не может оставить равнодушным. В Лондоне мы знали, что из всех российских секретных служб ГУСП – самая секретная, но чем она, собственно, занимается, понятия не имели.

Ричард показывает пропуск, и охранник кивком разрешает пройти. Перед нами открывается автоматическая дверь, за которой вонь сероводорода неожиданно усиливается, и мы по коридору вдруг попадаем в место столь нереальное, что Чарли и я – обе застываем как вкопанные. Мы – на подземной железнодорожной платформе. Слева и справа – исчезающие в темном тоннеле пути. Прямо перед нами на облицованной кафелем стене – метровые серп и молот из бронзы и эмалированная табличка «д6-ефремова».

– Что это? – спрашиваю я у Ричарда.

– Станция Ефремова, – отвечает он. – Часть подземной сети Д-6. Официально объекта Д-6 не существует. А неофициально его начали строить еще при Сталине, чтобы связать Кремль с подземными командными постами КГБ и обеспечить возможность эвакуации Политбюро и московских генералов в случае ядерной войны. Эта работа до сих пор продолжается в условиях строжайшей секретности.

– До нас доходили слухи, – говорят Чарли, осматриваясь по сторонам. – Их слышали все. Но нам всегда казалось, что это dezinformatsiya .

Ричард улыбается.

– Ты же знаешь поговорку? Величайший трюк дьявола – убедить всех, что его нет. Это – про КГБ.

– Что теперь? – спрашиваю я Толю, который до сих пор не проронил ни слова.

Вместо ответа он кивает на Ричарда.

– Все очень просто, – говорит тот. – Ждем поезда.

Так мы и стоим – Ричард, одетый как житель пригорода, ожидающий утреннюю электричку, чтобы ехать на работу, в какой-нибудь лондонский инвестиционный банк, мы с Чарли, закутанные в черную зимнюю экипировку, словно лыжники на альпийском курорте, и Толя, похожий на мафиозного бойца.

– Если Д-6 – это секретный правительственный объект, то как вышло, что ты вместе с «Двенадцатью» получил сюда доступ?

Ричард задумчиво хмурится.

– Ева, есть вещи, которые я не вправе обсуждать. Скажем так… Все довольно сложно.

От дальнейших объяснений его спасает прибывший поезд. В составе – всего один вагон, построенный, по всей видимости, много десятилетий назад, но зато к нему прицеплены два электровоза – по одному с обеих сторон. Мы забираемся внутрь. Там – все потрепанное, но в рабочем состоянии: единственная мигающая лампочка, истертая обивка и пожелтевшие окна с полузадернутыми занавесками. Мы садимся, двери с еле слышным гидравлическим шипением закрываются, и поезд отбывает от платформы во мрак туннеля.

Толя продолжает хранить безучастное молчание.

– Запомните эту поездку, – говорит Ричард нам с Чарли. – Никто не поверит вам, если скажете, что катались в «глубокой подземке». Вас сочтут или ненормальными, или фантазерками.

Вскоре мы минуем еще одну станцию, «д6-волхонка» – успеваю заметить сквозь мутное стекло, но поезд останавливается, лишь когда мы доезжаем до «д6-центральной». Вся поездка не заняла и десяти минут. Мы покидаем поезд с сожалением – по крайней мере, в моем случае – и выходим в атриум, очень похожий на тот, что был на Ефремова, только на сей раз пустынную станцию охраняют полдюжины офицеров в форме ГУСП. В шахте со стальными стенами вместо ефремовских лестниц работает последовательный ряд эскалаторов. До верхнего уровня мы добираемся за несколько минут и попадаем в пыльный, замусоренный вестибюль с расходящимися в разные стороны коридорами.

Ричард ведет нас по самому дальнему из них, над которым висит указатель с надписью «никольская». На бетонной стене есть выключатель, но Ричард его игнорирует, предпочитая освещать дорогу бледным светом своего фонарика. Я чувствую прохладный сквозняк и слышу стук своего сердца.

Коридор абсолютно прямой. Под ногами то и дело попадаются темные лужи и битое стекло. В какой-то момент луч фонарика выхватывает пару горящих глаз, и из мрака прыскает кошка. В итоге мы доходим до глухой стены с опертой на нее алюминиевой стремянкой. Толя устанавливает лестницу, карабкается вверх и, добравшись до стальной крышки люка, отодвигает ее в сторону.

– Тут я с вами прощаюсь с пожеланиями ни пуха ни пера и удачной охоты, – говорит нам Ричард. – Толя, ты в курсе, что делать.

Толя кивает и, подтянувшись, непринужденно заныривает в темное отверстие. Чарли следуют за ним. Я лезу туда же, просовываю руки до локтей в люк и с Толиной помощью кое-как выталкиваю свое тело на холодный каменный пол, куда и валюсь, чтобы полежать хотя бы несколько секунд.

– Ты в порядке? – шепчут Чарли не без сочувствия.

– Да, спасибо.

Толя дает нам пару минут, чтобы наши глаза привыкли к темноте.

– Ладно, – в итоге произносит он, впервые открывая рот за все это время. – Сейчас опять надо лезть.

Мы карабкаемся почти в кромешной темноте – в старинной, пропахшей плесенью башне. Узенькая лестница ведет через три этажа с деревянными полами мимо высоких готических окон, в которые виден яркий свет фонарей снаружи, и оканчивается в небольшой восьмигранной комнате. В окошках стекла либо треснутые, либо вовсе отсутствуют, и через эти отверстия в комнату залетает морозный воздух вместе с веселыми криками и песнями.

Я выглядываю наружу. Метрах в шестидесяти под нами раскинулась сияющая, подсвеченная Красная площадь, где гуляют толпы, празднующие Новый год. На дальней стороне – ГУМ с башнями и башенками, весь в гирляндах из золотых лампочек, а напротив играет огнями прожекторов каток, на котором кружатся, порой наталкиваясь друг на дружку, люди на коньках под гремящую из громкоговорителей музыку. В любых других обстоятельствах этот праздничный пейзаж подействовал бы на меня опьяняюще, но сегодня он пугает. Я словно впервые вижу сцену, куда сейчас выйду играть главную роль, не зная ни строчки текста.