Владимир Бурбелюк - Баланс игры. Контрразведывательный роман. Книга 1. Русский морок

— И он что, согласился? Это же сверхсекретный материал!

— Он просто махнул рукой и сказал, что их руководитель, его старый друг из «Общества исследования баллистических ракет», который и добился его перевода туда, как он сказал, гениальный немец, сотворит еще не то!

— И что?! — так и не вполне понимая, а еще более не веря, переспросила полковник Каштан.

— Рассчитались, он подхватил портфель, мне сунул в руки второй экземпляр с настойчивым требованием уничтожить. Он уже был сильно пьян. Я его проводил на вокзал, так он мне еще из окна делал знаки, как уничтожить этот экземпляр. Это было смешно!

— И что, этот экземпляр у вас?

— Да, мадам, у меня. А теперь будет у вас! — с этими словами он приоткрыл дипломат, и Каштан увидела пачку бумаг.

— Бывает же такое! — Дора Георгиевна так и не могла поверить до конца, — это что-то невероятное! Когда это было?

— Уже прошла неделя, как бумаги у меня. Я еще было думал, что он мне позвонит по телефону и спросит про эту копию. — Люсьен остановился, оценивая момент. — Ну он и позвонил, только ни слова не сказал об экземпляре, словно ничего и не было!

— Люсьен, это невозможное дело! Вы сделали для меня такой подарок, и мы его оценим по заслугам!

— Да бросьте, это действительно подарок. Но имейте в виду, личность этого немца на Лазурном Берегу строго засекречена. Даже я, сколько видел разных фирм и обществ, но такой конспирации не встречал никогда и нигде.

Каштан не ошиблась в своих подозрениях, получив в руки материалы такой ценности. Она не знала и только через полгода, по косвенным данным, как ни странно, в глубине СССР, в Краевом центре, смогла увидеть истинную картину случившегося с ней и ее агентом, поняв то немногое, что смогла ей сказать Николь Хассманн, дочь того самого, сверхзасекреченного разработчика ракет во Франции.

А пока Дора Георгиевна вернулась после встречи с «источником» в резидентуру и приступила к сдаче полученных материалов от «источника». Два раза стукнув в дверь технического отдела, появившийся дежурный буркнул:

— Дора, тут срочный вызов по телефону.

Дора Георгиевна взяла трубку и услышала голос помощницы посла:

— Товарищ Каштан, Степан Васильевич продолжает ожидать вас, прошу прибыть незамедлительно.

— Да, хорошо, Виктория Эммануиловна, я уже почти закончила дела и уже выдвигаюсь. — Каштан хмыкнула про себя, произнеся это армейское словечко в нежные ушки Виктории. До сих пор Каштан терялась в догадках, откуда раскопали эту даму в приемную.

Она повернулась к эксперту, улыбнулась, пожала плечами, расписалась о сдаче материалов от источника в журнале и вышла.

Посол любезно пригласил ее присесть, коротко глянул на Каштан и сказал:

— Сегодня ночью поступила телеграмма с пометкой «Срочно, особой важности». Пришла на мое имя из МИДа, — он поднял палец, — о вашем досрочном отзыве в Москву. Инициатор, скорее всего, наши «ближние соседи» [84]. Не могу понять, отчего они сделали такой обходной маневр, через МИД? — Он помолчал, давая осмыслить сказанное, и деловито добавил: — Два дня на подготовку и сборы, а потом вылетаете в Москву. Там вас встретят. Подробностей не знаю. Да и не хочу знать!

Дора Георгиевна Каштан немного подождала, помолчав, но далее ничего не последовало. Она вышла из кабинета и вернулась в помещение резидентуры здания посольства. Прошла контрольный осмотр в «предбаннике» и двинулась по коридору к двери кабинета резидента [85]Николая Четверикова. Постучала и, услышав разрешение, вошла.

— Здравия желаю, Николай Николаевич! Уже знаете? — спросила она, по лицу определив, что тот уже в курсе ее отзыва.

— Да, посол проинформировал меня, хотя там стояло «на его усмотрение», а смотрит он глубоко и мудро. Вот меня и поставили в известность! — резидент, как принято, говорил только ту часть информации, которую можно было сказать. Он не сказал, что чуть позже получил шифротелеграмму, где ему предлагалось отправить отчет о работе трех сотрудников, с детальным списком проведенных операций, полученных сведений и источников получения.

Он знал о телеграмме послу, поэтому хорошо понимал, что из трех человек в Центре интересовались только Каштан, но в подробной информационной справке в Центр резидент КГБ в Париже полковник Николай Четвериков после систематизации их отчетов, как и затребовали наверху, отправил с полным анализом на всех трех за последние полгода.

Даже маршал Лаврентий Берия в ВЧК-ОГПУ не мог писать документы полностью. Инструкция обязывала пропускать информационно-ключевые слова, и вписывал их от руки в распечатанный документ с пропусками. В парижской резидентуре КГБ не отходили от протокола ВЧК-ОГПУ, текст содержал пропуски везде, где стояли конкретные имена, фамилии, адреса, даты, названия, и Четвериков заполнял все пробелы вручную. Оперсотрудник иных линий КГБ отснял документ, первый негатив проявил, а второй экземпляр непроявленных негативов ушел ближайшей дипломатической почтой с дипкурьером в Москву, в Ясенево, где его проявили, распечатали в одном экземпляре и положили на стол зампреда КГБ, начальника ПГУ генерал-полковника Крючкова.

Владимир Александрович, с сожалением отложив в сторону только что полученную афишу театров Москвы, прочитал присланные отчеты, два отодвинул, а информацию о работе полковника Д. Г. Каштан с пометкой «Передать помощнику Ю. В.» вручил дежурному офицеру связи. К концу дня справка из дома № 2, на пл. Дзержинского, поступила в ЦК КПСС, к Сербину, который и затребовал ее от помощника.

— Дайте мне отчеты ее работы там, в Париже, чтобы я мог поставить окончательную точку! — как-то сказал он, во время короткой встрече по обмену информацией, проходившей каждую неделю.

— Иван Дмитриевич, — мгновенно отреагировал помощник, — ну, не можем мы передавать данные по оперативной работе, даже в Инстанцию!

— Можете! — весело откликнулся Сербин. — Еще как сможете! С песнями принесете, если я так захочу. Поняли меня?!

Помощник понял, потому что знал, кто такой Сербин и его возможности, поэтому лично встретился с Крючковым, принеся ему несколько старых программок из московских театров, чем сильно обрадовал начальника ПГУ, как театрала, и, не вдаваясь в детали, попросил выдать за полгода все оперативные разработки полковника Д.Г. Каштан, что и было сделано.

Дора Георгиевна помолчала, как в кабинете посла, ожидая продолжения от резидента, затем, словно не понимая цели такого отзыва, спросила:

— Это что, на ковер к руководству или орден дают? А как быть с текущими делами? У меня большая оперативная работа, я продвинулась с новым контактом, в развитии…

— Товарищ Каштан, вам известно больше по этому вопросу, а я не имею понятия, в какой вы теперь будете номенклатуре. Давайте отставим эти гадания, а вы просто будете готовиться к вылету. — Он встал и прошелся по кабинету. — Да, готовьтесь к вылету. — Резидент немного подумал и, тщательно подбирая слова, продолжил: — Надеюсь, что для Москвы ваш вызов будет положительным. Вот только с кем я останусь работать?! Сами знаете, какие кадры прибывают ко мне за последние годы. Наш корпус здесь, во Франции, самый большой, почти две сотни человек, и четверть из них эти самые. Вы уедете, как я предчувствую, надолго, а что буду делать я? Мне новый день дается с трудом, каждое утро мне надо придумывать для них хоть какие-то безопасные для нашего дела не задания, а элементарные занятия. И чем дальше, тем хуже, — он помолчал, — все на этом. Удачи!