Владимир Бурбелюк - Баланс игры. Контрразведывательный роман. Книга 1. Русский морок

И. Д. Сербин встал, подошел к окну, постоял, потом вернулся к столу, положил папку в сейф и вышел, закрыв дверь ключом с красной биркой.

Вечером этого дня, после встречи на конспиративной квартире с помощником Председателя КГБ СССР, где были даны последние инструкции, которые не очень-то и удивили ее, Дора Георгиевна по распоряжению помощника выехала на две недели в санаторий: «Пройдете проверку вашего физического и психологического состояния. Затем подлечитесь, если что! А если ничего не надо, просто отдохнете!»

Вернувшись с юга, Каштан, как положено, доложилась помощнику, что абсолютно здорова и две недели мучилась от безделья, на что тот не среагировал, а вдумчиво и серьезно посоветовал хотя бы иногда выбрасывать все из головы и просто отдыхать, ни о чем таком не думая.

— В нашей работе слишком велики риски! Быть постоянно в стрессовом состоянии, это какой надо иметь организм! А вы все же женщина. Ладно, справку о вашем состоянии я положу в дело, а вы готовьтесь выехать в Краевой центр завтра. О вашем прибытии и полномочиях мы проинформируем Краевое УКГБ тоже завтра.

На следующий день, перебирая в памяти детали этого уже не странного и не похожего ни на что задания «верхов», она села в поезд и отправилась в путь. Будь что будет! Она завязла по горло в этом деле и не видела для себя ни малейшей возможности вырваться из этой государственной авантюры, где должна была играть главную роль.

Сентябрь 1977 года. СССР. Краевой центр. УКГБ.Оперативное совещание в кабинете Председателя Краевого УКГБ [88]завершалось, когда дверь тихо приоткрылась, и внутрь проскользнул дежурный лейтенант из приемной с красной папкой в руке. Полковник Павел Семенович Быстров хорошо знал, что все экстренное или чрезвычайное всегда было в ней, а увидев, как напряглось лицо у генерала, когда тот открыл ее и начал читать, понял, что-то случилось.

— Так, товарищи! — генерал поднял голову, захлопнул принесенную дежурным папку. — Сегодня давайте-ка на этом закончим, главные вопросы подняли и отработали. Все ясно? Тогда все могут быть свободны. Павел Семенович! — он остановил взгляд на Быстрове. — Задержитесь, пожалуйста!

Быстров пересел к большому письменному столу, когда все вышли, провел ладонью по голове от затылка ко лбу и, весь во внимании, застыл, ожидая.

Председатель Краевого УКГБ, генерал-майор, невысокого роста, поджарый, не то чтобы худой, а можно было с уверенностью сказать, даже тощий, мало походил на высокопоставленного офицера. Слегка сгорбленный, с узким длинным лицом, совершенно белого цвета. Впалые щеки, оцепенело торчащий вперед крупный нос, бесцветные узкие губы и короткие седые, почти белые волосы резко контрастировали с черными, не тронутыми сединой, бровями, а под ними, в глазницах, ярко полыхали острые, колючие, живые глаза.

Он повернулся к Быстрову, поднял и помотал листом бумаги с текстом:

— Не было печали… Послушайте-ка! Телефонограмма. Не шифровка, ни телекс, а по трубке из приемной председателя! «Полковник Каштан Д. Г. прибывает с московским поездом». Это значит он будет завтра утром. Цель поездки в телефонограмме не определена. Вот смотрите, тут эдакая фразочка: «Полномочия, утвержденные Председателем КГБ СССР и одобренные Инстанцией, находятся на руках у Каштан Д. Г. и будут предъявлены по прибытии». Насколько я понимаю, завтра нам привезут бомбу. Никогда Инстанция не привязывалась к тексту приказов, даже вот в таком информационном ключе. Как подсказывает мне мой здравый смысл, это перестраховка высшего звена и подчеркивание значимости всего последующего. Шоб вы там всралысь, и воды нэ буле!

Генерал, коренной одессит, да еще после длительной командировки в прошлом и работы «под прикрытием» в «жемчужине у моря», как называли город Одессу, часто вворачивал в разговор местные колоритные фразы, а произношение слова «что» так и осталось местное — «шо».

— И кто этот Каштан? Надо бы позвонить куратору в Москве. — Он набрал номер: — Приветствую вас! Спешу сообщить, шо у нас все пока нормально и ничего экстренного не случилось, если не считать телефонограммы, которую держу сейчас в руке. Да, из Большого дома, вот сижу с Быстровым и пытаюсь понять, шо задумали старшие товарищи. Не поможете разобраться? Нет, зачитать не могу, сами понимаете! Но какой-то ревизор или проверяющий, или хрен его знает кто едет к нам и завтра утром будет!

Он долго слушал московского регионального куратора, поглядывая на Павла Семеновича острыми, горящими глазами, потом положил трубку и, еще больше помрачнев, сказал:

— Он не знает, кто и зачем едет к нам! И вообще впервые слышит об этой командировке из ЦА [89]. Обещал позже перезвонить, если шо выяснит. Давайте будем подождать, как говорят в Одессе.

Генерал долго смотрел в глубь кабинета на журнальный столик, пока не звякнул телефон.

— Ни хера никто ничего не знает! — Теперь, после разговора, лицо его выражало злость и растерянность. — Куратор начал было выяснять, но его присадили, сказали: сиди на месте ровно, там, пока. Понимаете, пока! Шо значит пока? Это какая-то странная ситуация. Шо тут у нас происходит?! Шо-то такое, чего мы не знаем, а они знают и засылают к нам свой десант. Куратор говорит, сам начальник его управления ничего не знает. Если шо-то станет ему известно до приезда нашего полковника из Москвы, то сразу же сообщит, хотя, я думаю, он ничего не узнает и не сообщит! — Генерал задумался, потом добавил: — Завтра утром московский поезд встречать будет мой заместитель, а вы и я будем здесь с утра ожидать гостя. Вы пока подождите в приемной, я еще раз свяжусь с Москвой. У меня вроде еще остались добрые люди там, хотя вот весточки, как сегодня, получаю, то ли от врагов, то ли от друзей… — Он вздохнул, щелкнул ногтем по телефонограмме и достал из ящика письменного стола старую, сильно потертую записную книжку.

Быстров вышел в приемную и сел в углу около окна. Как-то тревожно все это было, его беспокоил предстоящий визит москвича, да еще так обставленный. Проработав в Крае более двадцати лет, он пережил столько разных заездов, приездов, проверок, что относился к ним как к данности, необходимой для функционирования такой огромной структуры, как КГБ

СССР, которую чаще, про себя, называл комитет государственной бюрократии. Первый факультатив в Высшей школе КГБ так и называется «Работа на пишущей машинке», а выпускники получают свое главное оружие: машинку и авторучку.