Меган Хорхенсен - Измена

В начале нашей совместной жизни казалось, что весёлая чехарда с так называемой Ириной, когда связная подзывала меня к телефону, долго не продлится. Ведь не такой же Вадим идиот, в конце концов, чтобы не раскусить игру. Но все эти годы самоуверенный болван с почтением вглядывался, как в ходе беседы я замолкала, откладывала телефонную трубку, закрывала глаза и тихо сидела, обозревая нечто своё, невидимое обычному глазу, а затем вновь брала трубку и рассказывала, что «ничего не получится» или «такой-то ошибается, ему разрешили»…

Разумеется, с Ириной он так и не увиделся. Муженёк счёл, что я его к самой близкой подруге ревную и боюсь их встречи. Ну, и слава богу. Если уж истинный смысл каждодневной телефонной болтовни он не смог постичь, то что говорить о серьёзных вещах. Читаю его откровения и не нарадуюсь:

– Таким образом, речь идёт о людях, имеющих доступ к вершинам власти. Впрочем, истину они не знают. Им поручили вернуть документы. А почему их необходимо вернуть, они не знают. Лишняя информация до исполнителей не доводится.

Умный аналитик каждый день общался с человеком, обладающим всей информацией, в отличие от него самого, да так и не сообразил, где собака порылась.

Хотя о чём говорить, если он так и не сообразил, что если бы я всерьёз йогой занималась, то о курении речь бы не было…

Зато этот гений ласково назвал сам себя человеком, играющим «первые роли в мире теневых героев, определяющих судьбы человечества».

От скромности Вадику было не помереть. Впрочем, он не от неё и помер.

С дуростью и пошлостью Вадима я за долгие годы свыклась. А вот слепота американца поразила, не скрою. Удивило, что Виктор Фуэнтес с его опытом и интуицией не просчитал, казалось бы, элементарного хода Маккона – призвать на помощь в создании легенды КГБ.

Когда Виктор «замечает, что не только они легенду создавали» и подсмеивается над КГБ, которое «из кожи вон лезло, пытаясь создать версию об участии наших спецслужб в убийстве президента», ему ведь тоже в голову не приходит простейшая мысль о том, что почерки Освальда и Говарда Ханта были подделаны в ходе совместной операции обоих ведомств.

Так что на гипотетический вопрос Виктора: удивлялись ли в КГБ тому, что ЦРУ и пальцем о палец не ударяет в попытке себя обелить и доказать лживость обвинения о связи с Освальдом, ответ однозначен – не удивлялись. На то мы и напарники, чтобы не удивляться действиям коллег. Не распоряжения ЦК выполняла советская госбезопасность, «топя ЦРУ в грязи», по словам Фуэнтеса, а помогала Маккону. Поэтому «ЦРУ радостно поддакивало». Поэтому «обе страны единым фронтом действовали, друг друга не опровергали, на противоречиях не ловили, а, наоборот, предъявляли доказательства того, что противная сторона говорит правду, какой бы фантастической правда ни казалась».

Вадим, спасибо за слова «Мари выглядит не старше двадцати пяти лет». Ты так душевно об этом пишешь: «Потому что Мари – вне возраста, настолько она добра и чиста. Несмотря на трогательно и регулярно закрашиваемую седину, на узорчики морщинок вокруг зеленоватых глаз».

Ты уверен, что Мари добра? Ты никогда не задумывался над тем, что дьявол вечно молод? Тебе не приходило в голову, что тобою расчётливо пользуются, а когда срок твоей годности истечёт, брезгливо отбросят в сторону?

Наверняка такие мысли приходили. И сам ты наверняка выбрасывал в детстве надоевшие, осточертевшие, больше не доставляющие удовольствия игрушки.

Согласна, неприятно очутиться на помойке, когда веришь в вечную любовь обожаемого хозяина. Но представь себе, что человека вынудили каждый день с утра до вечера видеть перед глазами игрушку, свыкнуться с ней, делать вид, что ему, хозяину, игрушка дороже жизни.

Разве можно обвинить такого человека в том, что когда наступил момент расставания, он размахнулся изо всех сил и зашвырнул игрушку подальше?

Каким образом человека вынудили? Не имеет значения. Заставили силой. Убедили в необходимости самопожертвования. Обещали золотые горы.

Мой босс въехал в мою жизнь на новеньких «Жигулях» первой модели, ещё очень редко встречающихся даже на улицах Москвы, не говоря о других городах. Остановил машину, приоткрыл дверцу и тихо, но внушительно произнёс:

– Мария Владимировна? Садитесь, пожалуйста.

В те годы семнадцатилетние девочки без страха усаживались в престижнейшие «Жигули» незнакомых мужчин. Жизнь текла спокойно, удивительно, многообещающе.

Мы сидели в открытом летнем кафе, я, как взрослая, тянула кофе глясе через соломинку, а босс раскрывал перспективы работы в его ведомстве, начиная с романтических погонь и заканчивая загранкомандировками – мечтой советского человека.

По его словам, отметили меня ещё после девятого класса. Папа и мама, работавшие в органах – разве что в армейских, а не в КГБ, – послужили достаточной рекомендацией. Остальное – как в балете, чем раньше начнёшь, тем легче вылепить из подручного материала подходящую фигуру.

Тестирование я прошла на отлично. За домашним ужином беззаботно прощебетала о подруге, поступающей на курсы машинисток Министерства внешней торговли. Мама предложила отцу прозондировать почву, отец уклончиво промямлил про сложности. На следующий день я гордо заявила, что взяла у подруги телефон курсов, мама на отца надавила, тот телефон переписал в свой блокнот. Через пару вечеров я вдохновенно стала врать, как подруге после окончания учёбы обещано место то ли в Алжире, то ли в Мексике. Мама заворчала о ленивых отцах, палец о палец не ударяющих ради собственного чада, отец обещал позвонить куда надо. Как ни странно, позвонил без очередных напоминаний.

Звонок ждали. Папе директор курсов дал понять, что дело сложное, намекнул на взаимные обязательства, папа поклялся в случае надобности прислать пару солдат для ремонта дачи или директорской машины… Стандартные переговоры по-советски завершились успешно. Папа так и не узнал, что я успешно сдала тест. Гордился тем, что сумел пробить место для любимой доченьки, отделавшись кубометром штакетника для забора и шоколадкой для секретарши.

Наряду с приобретением секретарских навыков, я каждый вечер бегала на лекции по основной специальности. В отличие от сотен тысяч остальных девчонок мне приходилось уверять родителей, что я провожу вечера в полупорядочных компаниях, бесцельно шляюсь по улицам, играю в поцелуи через платочек.

Приходя домой поздними вечерами, я бросалась доказывать родителям, что вместе с подружкой готовлюсь к очередному зачёту, оставляя впечатление неумелого вранья – мама тут же раскрывала обман. Уличённая во лжи, я раскаивалась, сознавалась, что бегала в кино, выслушивала очередные нотации на тему девичьей чести. Перед сном перебирала в памяти важнейшие моменты лекции о методах вербовки или юридическую казуистику (тупоумный Вадик, считающий жёнушку дурочкой, до последнего дня оставался в уверенности, что я набралась «устрашающих юридических словечек», слушая вполуха, как старший сын штудирует учебники).