Вячеслав Каликинский - Посол. Разорванный остров [publisher: 1С-Паблишинг]

– Скверная история! – повторил Горчаков. – Господин генерал, никоим образом не покушаясь на ваши прерогативы, позволю всё ж высказать одну мыслишку. Написав перед дуэлью даме своего сердца, господин гвардеец, по логике бытия, непременно даст ей о себе знать и после ранения. И тут мы можем узнать все подробности.

– Вам бы в жандармы, ваше сиятельство! – похвалил Потапов, улыбнувшись углом тонкогубого рта. – Здраво мыслите! На опережение, как у нас говорят. Да вот незадача, светлейший: согласно показаниям свидетелей, раны господина Берга столь тяжёлы, что вряд ли дама его сердца дождётся его следующего письмеца! Я, кажется, упоминал про наполовину отрубленную руку? К тому же по свидетельству очевидцев, крыша вагона после поединка была настолько залита кровью, что её количества хватило бы на несколько человек!

– Так, может, стоит поискать Берга среди мёртвых, господин генерал?

– Такие способы вполне в компетенции жандармской железнодорожной полиции, ваша светлость, – сухо перебил собеседника Потапов. – Варшавская полиция ищет Берга не только среди живых, но и средь мёртвых!

– Понятно. Благодарю вас, генерал! А что князь Кильдишев? Он поставлен в известность?

– Разумеется, ваша светлость. Полковник Кильдишев обещал провести по данному печальному факту собственное строжайшее расследование, а о его результатах сообщить полицейским властям. Однако, – «лошадиный генерал» замялся. – Однако, в силу давней неприязни господ армейских офицеров к жандармам, вряд ли можно рассчитывать в полной мере на сотрудничество полковника Кильдишева. Полицейских дознавателей, к примеру, просто не допустили в казармы батальона, где они намеревались допросить друзей прапорщика Берга. Обращение за содействием к командиру батальона результатов не принесло: Кильдишев в резкой форме заявил мне, что полицейским ищейкам в казармах делать нечего, а всё, что он посчитает нужным сообщить, будет со временем сообщено…

– Много на себя берут эти господа гвардейцы элитных полков! – не выдержав, сорвался Горчаков, вскакивая из кресла и начав кружить по кабинету. Его гнев, растерянность и беспокойство нашли, казалось, единственный на сию минуту выход. – Надо же! Р-распустили своих офицеров донельзя! Раскатываются по заграницам, позволяют себе дикие мальчишеские выходки, устраивают дуэли с аккредитованными в России дипломатами… И это в то время, когда Россия ведёт сложнейшие и архиважные переговоры с японской стороной по территориальным вопросам, имеющим первостепенное значение! А потом господа командиры ещё и пыжатся, надувают щёки и отказываются от сотрудничества с полицейскими властями, пытаются прикрыть грязные делишки своих офицеров!

Сделав несколько кругов по кабинету, канцлер внезапно остановился перед Потаповым:

– Господин генерал! Я немедленно отправляюсь к государю, чтобы поставить его в известность об этом случае, который, скорее всего, осложнит надлежащее исполнение нашей политики на Дальнем Востоке. Я надеюсь… Я прошу вас, Александр Львович, ехать вместе со мной: государю могут понадобиться подробности розыска – а кто лучше вас нынче сможет ответить на эти вопросы? И эти возмутительные подробности про полковника Кильдишева! Словом, я просто прошу вас!

– Извольте, князь, – Потапов начал собирать в бювар бумаги. – Извольте, я готов!

– Благодарю, генерал! – Горчаков бешено затряс колокольчиком. – Мой экипаж к подъезду, духом! Нет, каковы эти господа гвардейцы! Ну, погодите, погодите! Прошу вас следовать за мной, Александр Львович!

Умащиваясь в карете рядом с продолжающим кипятиться министром иностранных дел, осторожный шеф жандармов всё же счёл нужным предупредить:

– Хочу предостеречь вас, ваше сиятельство, относительно князя Кильдишева. Целиком и полностью разделяя ваше возмущение, всё же должен заметить… Вы, как человек партикулярный…

– Какого чёрта, генерал! При чём тут партикулярность?

– Вот-вот, ваше сиятельство! А между тем Сапёрный лейб-гвардии батальон, коим нынче командует полковник Кильдишев, на особом счёту-с у государя императора! Сапёры – предмет особого расположения и приязни его величества! И чрезмерный накал страстей, овладевший вами, вполне может быть понят государем превратно-с!

– О чём вы, господин генерал? Его величество чрезвычайно расположен и к японскому посланнику, господину Эномото! Государь изволит по меньшей мере дважды в неделю приглашать посланника на дружеские, семейные чаепития в кругу монаршего семейства – а вот теперь извольте объясняться по поводу нелепой кончины его ближайшего помощника!

– Вот как? Не знал, не знал, – подивился «лошадиный генерал». – Но тем не менее позвольте закончить, ваше сиятельство. Относительно сапёров. У его величества самые тёплые воспоминания относительно солдат этого батальона. Вспомните ту давнюю и страшную историю, ваше сиятельство: Сенатская площадь, восставшие полки. Покойный монарх, Николай Первый, будучи тогда чрезвычайно озабочен судьбой наследника, в то злосчастное утро передал юного Александра Николаевича на попечение солдат именно этого, Сапёрного лейб-гвардии батальона, оставшегося верным присяге [76] Имеется в виду попытка государственного переворота в Санкт-Петербурге в декабре 1825 года. Восставшие декабристы пытались не допустить вступления на трон Николая I – используя сложную юридическую ситуацию вокруг права на престол после смерти Александра I. Были обнародованы отказы от права на престол двух братьев – Константина Павловича и Николая Павловича, подписанные в разное время. В ноябре 1825 года население было приведено к присяге императору Константину – однако тот, не принял престола, но и не отказывался от трона. Николай решился объявить себя императором, и на Сенатскую площадь Петербурга вышли полки. Ожидая самого худшего, Николай I приготовился к бегству, а наследника престола, малолетнего Александра, передал на попечение солдат Сапёрного лейб-гвардии батальона. Став со временем императором, Александр II на всю жизнь сохранил особое отношение к сапёрам. . Такое не забывается, Александр Николаевич! Так что прошу и умоляю: не увлекитесь чрезмерно в своих обличениях господ гвардейцев!

– Ваше сиятельство, господин канцлер! – адъютант, чтобы не унижать кипятящегося перед ним Горчакова своим ростом, даже чуть подогнул ноги в блестящих сапогах-бутылках. – При всём уважении к вашей персоне, аудиенция у его величества нынче никак не возможна!

– Срочнейшее дело государственной важности, милейший! У меня и у генерал-адъютанта Потапова! Доложите государю! Не вынуждайте меня применить силу, наконец!

Применение силы к гренадёрского роста адъютанту в приёмной Александра со стороны тщедушного канцлера, едва достающего собеседнику до локтя, могло выглядеть забавно, однако никому в ту минуту и в голову не пришло веселиться.