Вячеслав Каликинский - Посол. Разорванный остров [publisher: 1С-Паблишинг]

Чего стоят догадки и предположения человека, лишённого подробной информации о событиях, происходящих на далёкой родине? Такую информацию Эномото в течение последнего года черпал только из телеграмм и комментариев, публикуемых в европейских и американских газетах. Составить по этим материалам, чаще всего противоречивым, верную картину происходящего было просто невозможно. Правительственные депеши из Японии, адресованные лично Эномото, приходили в Петербург не чаще одного-двух раз в месяц.

Он не знал, например, истинной реакции военного министра Сайго Такамори на известие о смерти его посланца Асикага Томео. Да и как он мог, собственно говоря, отреагировать на краткий рапорт о том, что секретарь посольства найден мёртвым близ границы Российской империи, и что смерть его наступила при невыясненных пока обстоятельствах? Чуть позднее Эномото отправил на родину более подробный отчёт, приложив к нему извещение МИДа России, официально выраженное соболезнование Александра II, материалы полицейского расследования смерти японского дипломата и несколько вырезок из русских газет. Имя фон Берга там упоминалось, но никаких сведений о том, что предполагаемый виновник гибели Асикага был весьма дружен с послом Японии, нигде не содержалось. Умолчал об этом в своём отчёте и сам вице-адмирал. Правда, об этом вполне мог верноподданнически сообщить правительству Японии переводчик посольства, Уратару Сига.

Вице-адмирал скосил глаза на замершего рядом Уратару: всегда почтителен, уважителен, исполнителен – а что ещё он знает о своём переводчике? О русском друге Мишеле Берге он знал гораздо больше…

…Когда высокие договаривающиеся стороны согласились, что русский и японский тексты Петербургского трактата идентичны, за спинами Горчакова и Эномото бесшумно засуетились помощники. Министру и послу подали тяжёлые бювары красного сафьяна, содержащие Трактат на двух языках. Подписи Горчакова и Эномото немедленно были просушены специальными подушечками с вензелями МИДа. Встав, стороны обменялись бюварами, а следом и рукопожатиями. Вице-адмирал уже сделал движение, чтобы выйти из-за стола, однако Стремоухов, поймав взгляд Эномото, чуть заметно покачал головой: ещё не время уходить!

А канцлер Горчаков уже торопливо шёл к нему вокруг стола в сопровождении секретаря с тяжёлой шкатулкой в руках.

– Ваше высокопревосходительство, господин Чрезвычайный и Полномочный Посол! – заговорил Горчаков. – Сегодня мне выпала великая честь выполнить повеление государя и вручить вам, господин вице-адмирал, орден Святого Станислава I степени. Знаками этого ордена Его Величество Александр II отмечает те большие заслуги и тот длительный труд, коими была примечательна ваша работа, имеющая сегодня, 25 мая 1875 года, столь значительный финал, как подписание Трактата…

В шкатулке блеснула большая многолучевая звезда, вся усыпанная бриллиантами.

Первым побуждением Эномото было немедленно отказаться от русской награды: он прекрасно понимал, что орден могут счесть подачкой, ради которой он «малодушно предал интересы великой Японии». Отказываться было, разумеется, нельзя: русские необычайно щепетильны в таких вещах. И публичное отвержение награды императора Александра II будет расценён как недружественный акт, идущий вразрез только что продемонстрированному миролюбивому настрою в отношениях с Россией.

Были у японского посла и другие мотивы. Вице-адмирал просто не знал, что именно будет содержать дипломатическая почта, отправленной нынче из Токио. Только ли официальное подтверждение полномочий посла относительно подписания Трактата? Не сочтёт ли правительство Японии и император завершение работы над Трактатом окончанием его миссии в России? Эномото вполне допускал, что пакет с личными печатями императора может привезти в Санкт-Петербург его преемник, новый Чрезвычайный и Полномочный Посол, назначенный вместо него. Тогда ему придётся паковать чемоданы и уезжать, бросив здесь Берга. Тогда два месяца – это всё, что у него остаётся… На это время ему нужна максимальная свобода действий, максимальный карт-бланш доверия русских. И ни о каком доверии уже не может быть и речи, откажись он от русской награды…

Здесь же Горчаков вручил Эномото торжественное приглашение на приём, даваемый МИДом по случаю завершения русско-японских переговоров и подписанию Трактата, который войдёт в историю как Петербургский. Вице-адмиралу оставалось только поблагодарить, хотя идти на этот приём у него не было ни малейшего желания.

На этот приём в министерство иностранных дел были приглашены, разумеется, не только высший свет Санкт-Петербурга, но и все дипломаты, аккредитованные в Северной столице России.

За минувший год Эномото общался с коллегами из дипломатического корпуса эпизодически, исходя из принципа минимальной достаточности. Коллеги платили ему той же монетой: были холодно-вежливы на протокольных встречах, никогда не приглашали его в свой круг неофициального общения.

Эномото знал, что за этой холодностью скрывается не только плохо маскируемое презрение дипломатов «английского круга» к «выскочке» из какой-то далёкой и малозначимой в международной большой политике Японии. Холодностью ему мстили за явное благоволение к японскому посланнику Александра, за их частые семейные чаепития в кругу царской семьи и домашние «посиделки» с карточными «баталиями».

Исключением в этом смысле был французский посланник Адольф Ле Фло – «военная косточка», как он сам себя называл и в шутку, и всерьёз. В России дивизионный генерал Ле Фло «отбывал» уже второй посольский срок, что позволяло ему иронично подтрунивать над «надменными выскочками», уже через месяц после прибытия в Петербург считающими себя великими специалистами в славянских вопросах. Встречаясь с Эномото, француз никогда не навязывал ему своего мнения и всегда старался приободрить, если чувствовал, что коллеге-дипломату, не имеющему опыта в международной политике, приходится нелегко.

– Поздравляю, господин вице-адмирал! – первым атаку на Эномото, приблизившись к нему с бокалом шампанского, начал английский посланник лорд Лофтус. – Ваша дипломатическая победа на столь долгих переговорах с русскими войдёт в историю, не сомневаюсь! Выторговать кучу скал в Тихом океане в обмен на жалкий кусок острова, который и не на всех картах-то обозначен! Вам этот «обмен века» ничего не напоминает, господин вице-адмирал? Какую-нибудь русскую поговорку?

– Обмен шила на мыло? – улыбнулся в ответ Эномото. – Поздравляю и вас, лорд Лофтус: ваше увлечение русским фольклором доминирует над озабоченностью вашего коллеги, британского посланника в Японии Паркса! Он, если не ошибаюсь, только и делает, что оплакивает потерю Японией Южного Сахалина. А сам факт переговоров неоднократно расценивал как угрозу экономическим интересам Англии. Не подскажете ли, лорд, чего больше опасался потерять господин Паркс – шило или мыло? А может, богатейшие месторождения угля на этом острове преткновения?