Вячеслав Каликинский - Посол. Разорванный остров [publisher: 1С-Паблишинг]

Тогда – что? Русская тюрьма? Объявление персоной нон грата и высылка из России, это в лучшем случае! Но даже в этом «лучшем» случае его возвращение в Японии отнюдь не было бы триумфальным. Эномото не сомневался: его неминуемо сделали бы виноватым и в провале дипломатической миссии, и в подрыве престижа Японии на международной арене. И тогда была бы снова тюрьма. Не русская, так японская…

Появление в его жизни искреннего и доброжелательного двадцатилетнего русского офицера фон Берга скрасило несколько месяцев вынужденного одиночества Эномото и даже несколько снизило градус напряжения его жизни. С Мишелем Бергом ему было легко и просто. Он искренне потянулся к молодому жизнерадостному человеку, единственному, кому от него, от Эномото, не было нужно ничего, кроме радости общения и познания незнакомых ранее сведений, обычаев, нравов…

Фон Берг искренне хотел стать другом для Эномото – не из тщеславия, не из желания похвастать в кругу армейских приятелей знакомством с высокопоставленным иностранным дипломатом, любимцем царя. Берг хотел быть полезным, и, видя холодную отстранённость японца, постоянно подчёркиваемую им официальность в отношениях, даже обижался. Винил в этой холодной отстранённости себя, своё неумение доказать дружбу и готовность прийти на помощь в любую минуту. Он просто не знал и не понимал древних японских обычаев, густо замешанных, к тому же, на очень долгой самоизоляции Страны восходящего солнца, на традиционном недоверии японцев ко всему, что привнесено извне… Этот наивный, но верный друг просто не знал, что для самурая внешнее проявление любых тёплых и добрых чувств равносильно признанию собственной слабости духа…

Берг, почуяв в Асикага врага своего друга, ринулся за ним в Европу. И без колебаний поставил на кон ради Эномото свою жизнь и будущее. Когда Эномото получил шкатулку со страшными для него документами, он в полной мере оценил то, что Берг сделал для него. Асикага, выполняя приказ своего прямого начальника из далёкой японской Кагосимы, был готов не только раскрыть русскому царю «преступное» прошлое японского посла. Разоблачительные для Эномото факты, подкреплённые фотографическими карточками и язвительными комментариями, должны были появиться в скандальной французской газете. Франция, обиженная «предательством» русского самодержца и политикой России, переориентированной в то время на Пруссию, не упустила бы возможность выставить виновника своих унижений на посмешище!

Подумав об этом сейчас, посол невольно хмыкнул: на гребне этой антирусской истерии Александр вряд ли обошёлся бы только высылкой из России виновника скандала!

Когда Берг метался в бреду от ран в маленькой монастырской келье, оскорблённый его «дерзостью» русский царь одним росчерком пера лишил его военного чина и повелел продолжать поиски, чтобы наказать ещё более.

Эномото сумел с помощью отца невесты Берга найти его, ещё живого, в больничке для убогих и престарелых при женском монастыре близ Варшавы.

Японский посол, собираясь в Варшаву, поставил в известность главу русского внешнеполитического ведомства Горчакова о необходимости временно покинуть пределы России. Из предосторожности конечным пунктом поездки был назван Берлин. К тому же Эномото, сыграв крайнее недовольство, заявил канцлеру дипломатический протест по поводу установленного за ним, японским послом, полицейского наблюдения. Ход был верным: если такового наблюдения и не было, то заграничная русская охранка не преминула бы присмотреть за послом в его поездке. Горчаков обратился к Александру, предупредив его о возможных осложнениях в переговорах по Сахалину в случае, если Эномото заметит наблюдение за собой.

– Но ведь мы уже потеряли одного японского дипломата! – нахмурился тогда Александр. – Причём потеряли, ежели помнишь, Александр Михайлович, именно на берлинском маршруте! Нельзя ли внушить господину послу, что охрана его персоны проистекают лишь от нашего стремления обеспечить его безопасность?

– Пробовал уже! – развёл руками Горчаков. – Господин Эномото заявляет, что в состоянии сам обеспечить собственную безопасность. А замеченных им в будущей поездке агентов охраны он будет расценивать как попытку вмешательства во внутренние дела Японии! Во всеми вытекающими последствиями, ваше величество!

– Быстро он оперился у нас, однако! – пробормотал Александр, начиная гневаться. – Вот, господин канцлер, следствие того, что наши правоохранительные силы не в состоянии найти убийцу секретаря японского посольства!

– Думаю, что нынче дело совсем не в неудовольствии господина Эномото состоянием розыска преступника! – попробовал возразить Горчаков.

– Оставь, светлейший! – махнул рукой Александр. – Вам бы с генералом Потаповым только щёки надувать, да умопостроения вместо дела производить! Что ж… Не желает господин посол охрану – просьбу уважить! Передай генералу: никакой самодеятельности! Ежели Эномото пожалуется на пригляд – мне придётся виновными Восточную Сибирь «усиливать»!

– Слушаюсь, государь! – хотя Горчаков никакого отношения к полиции и жандармерии и не имел, однако понял: недовольство Александра, случись какой казус с охраной, в первую очередь падёт на его голову.

…Канцлер Горчаков меж тем продолжал торжественно зачитывать статьи положений Трактата:

– Статья седьмая. Принимая во внимание, что хотя полномочие вице-адмирала Эномото Такэаки ещё не дошло к месту своего назначения, но телеграммою удостоверено, что оное уже отправлено из Японии, то стороны условились не откладывать более подписание настоящего Трактата. В оном постановлено, что обряд обмена полномочий последует немедленно по получению японским уполномоченным своих письменных полномочий и что для удостоверения исполнения этого обряда будет составлен особый протокол…

Словно сомневаясь в том, что полномочия микадо адресованы именно Эномото, Горчаков поверх очков испытующе воззрился на вице-адмирала. А тот, погружённый в прошлое, не сразу заметил обращённых на него взглядов и мгновенно установившейся тишины. И лишь лёгкое покашливание Стремоухова вернуло посла в настоящее. Вскинув голову, он торжественно наклонил голову:

– Рескрипт Его Императорского Величества выслан сюда специальным курьером, господа!

Присутствующие в зале переговоров слегка задвигались, закивали.

А это минимум два месяца, подумал Эномото. Два месяца на то время, чтобы специальный посланник императора Японии обогнул с юга Азиатский материк на корабле, после Суэца и Чёрного моря пересел на железную дорогу и с запада прибыл в Россию. А что посланец привезёт ещё?

Год назад в Токио министр внешних связей уже вручал посланнику полномочия правительства Японии, где были обозначены предельно допустимые уступки по Сахалину и достигнутые нынче условия соглашения были бы свидетельством победы дипломата Эномото. Какие ветры дуют нынче в правительственных коридорах Страны восходящего солнца? Об этом Эномото мог только догадываться.