Вячеслав Каликинский - Посол. Разорванный остров [publisher: 1С-Паблишинг]

– Почему же самоубийственный? – решил возразить Белецкий. – Мишель был храбрый офицер! И уже имел опыт боевых сражений в Туркестане, дважды награждён за отвагу.

– Армейская сабля против японского меча? К тому же Асикага был признанным мастером клинка у нас на родине. У Мишеля не было ни единого шанса победить, господин Белецкий! – вздохнул Эномото. – Даже если бы случилось такое чудо – за причинение смерти иностранному дипломату Мишель попал бы под следствие и в тюрьму! Меня, правда, он бы спас в любом случае… Это поступок истинного самурая, господин Белецкий! Поступок настоящего друга…

– Я понимаю ваши чувства, господин посол, – Белецкий был потрясён.

– И это ещё не всё! – усталым жестом остановил собеседника Эномото. – Обнародование документов из шкатулки не только дискредитировало бы меня, но и нанесло бы оскорбление вашему императору – особенно после того, как он приблизил меня к себе. У его величества Александра II не было бы другого выхода, кроме как минимум выслать меня из России. Переговоры с Японией были бы сорваны, отношения между нашими странами надолго испорчены…

– Но зачем всё это нужно было вашим врагам, ваше высокопревосходительство?

– Главной целью их удара был не я. И даже не престиж Александра II. Всё перечисленное нанесло бы непоправимый ущерб его величеству микадо. Скомпрометировало бы его и в Японии, и в Европе. И наверняка позволило бы главному заговорщику прийти к власти в стране, развязало бы императорской оппозиции руки в проведении той политики, которую они навязывали нашему народу. Теперь вы понимаете цену поступка моего друга, Мишеля фон Берга? Понимаете, почему мне так важно найти его?

– Понимаю, господин вице-адмирал. Но доктор… Доктор Шлейзер со всей определённостью заявил мне при встрече, что Миша Берг, скорее всего, не жилец на этом свете…

– После услуги, оказанной мне русским офицером фон Бергом, я должен до конца своих дней опекать тех, кто был дорог моему другу! Я должен разыскать его могилу и отдать ему посмертные почести. У меня нет права на жизнь, если я не сделаю это. Понимаете ли вы, господин Белецкий?

Ручка театрального бинокля, который Эномото всё время машинально вертел в руках, глухо треснула и сломалась. Японец невидящим взглядом смотрел на кровь, капающую из пораненной острым краем металлической оправы ладони. Белецкий выхватил из кармана платок, протянул собеседнику.

– Благодарю… Господин Белецкий, вернув мне шкатулку с документами, вы поступили как благородный человек. Не передав её полицейским властям, а вы были, насколько я понял, предупреждены, что речь идёт о преступлении из разряда государственных, – вы рисковали положением в обществе и своей карьерой. Таким образом, я в долгу и перед вами…

– Право, не стоит об этом, господин посол…

– Стоит, стоит. Но я не закончил: несмотря на сказанное, я вынужден просить вас и о дальнейшей помощи. Мне просто не к кому обратиться более в вашей стране, господин Белецкий!

– Ну, если я окажусь в силах…

– Мы с вами должны непременно разыскать этого варшавского доктора, а через него Мишеля. Если он умер, то достойно похоронить его и воздать положенные почести. Если он ещё жив – то сделать всё для спасения его жизни, обеспечить медицинский уход и укрыть от преследования властей и гнева вашего государя. Время, господин Белецкий! Вы сами упомянули о том, что у нас на всё это очень мало времени!

– Что я должен сделать, господин посол? Говорите, прошу вас, не забывайте о том, что речь идёт не только о вас, но и о моей дочери и её женихе. Это несколько уменьшает ваш личный долг, – невесело усмехнулся Белецкий.

– К сожалению, сам не могу выехать в Варшаву. То есть потребуется официально уведомить о моей отлучке и маршруте МИД России. Для русских властей это будет равносильно признанию того, что я нащупал некий след в «деле Берга». Меня немедленно возьмут под наблюдение, и я выведу власти на доктора и Мишеля. К тому же доктор Шлейзер может вообразить, что японец ищет Мишеля с тем, чтобы отомстить ему за убитого соотечественника! И откажется сообщить о его местонахождении – если мой друг ещё жив, конечно…

– То есть ехать надо мне, – понимающе кивнул Белецкий. – В принципе, это возможно. К тому же у Корпуса инженеров, который я возглавляю, есть неотложные дела на Варшавской железной дороге… Да и доктор, зная меня в лицо, не станет скрывать место пребывания раненого. Но не будем забывать о том, что моё семейство тоже находится под пристальным вниманием полиции и жандармерии – ожидая возможных известий от Мишеля! Ко мне хвост приставят ещё быстрее, нежели к вам, господин посол!

– Логично, – тут же согласился Эномото. – И всё же иного выхода я не вижу! К тому же я могу в это время испросить высочайшую аудиенцию и умолить государя прекратить розыск фон Берга. Конечно, что-то придётся придумать, либо сказать часть правды. Например, что Мишель, выехав за Асикага в Европу, выполнял мою дружескую просьбу. Учитывая приязненное отношение ко мне его величества, о котором он сам неоднократно мне говорил.

– Извините, что вынужденно перебиваю вас, господин посол! Я, конечно, не вхожу в число приближённых государя. И не могу похвастать, в отличие от вас, личным знакомством с Александром. Однако скажу наперёд: государь никогда не путает личные дела с государственными! Смерть иностранного дипломата от руки гвардейского офицера, принимавшего присягу на верность царю, для его величества была и останется нарушением долга и преступлением. А ваша просьба будет расценена как вмешательство в дела государя и наверняка испортит ваши дружеские отношения. Отдав личный и категорический приказ о розыске Берга, запустив для этого всю мощную государственную машину, Александр не может, не имеет права отменить своё распоряжение! Дело, конечно, ваше – попробуйте, господин посол! Может, я и ошибаюсь…

– В ваших словах есть резон. Я подумаю. Ну а что с поездкой?

– Надо ехать! – вздохнул Белецкий. – Впрочем, доктора можно попытаться найти и здесь. В нашем разговоре он упоминал, что приехал в Петербург на три дня, за какими-то химическими препаратами для своего заведения. Пошлю завтра на Варшавский вокзал слугу, пусть там подежурит. Увидит – передаст записку от меня. Не встретит – послезавтра выезжаю: раньше всё равно никак не получится!

Эномото кивнул и протянул Белецкому руку в знак согласия. Рукопожатие затянулось, словно собеседники боялись потерять друг друга в этом мире. Обширный зал «Буфф» в эти самые минуты, словно обезумев, вовсю работал руками, от бешеных аплодисментов божественной Гортензии Шнейдер начала чуть покачиваться на позолоченных цепях гигантская люстра. На сцену полетели кошельки и букеты цветов, в глубине которых таились привязанные к стеблям кольца с драгоценными камнями и золотые цепочки-браслеты.