Вячеслав Каликинский - Посол. Разорванный остров [publisher: 1С-Паблишинг]

– Я не прав, Эномото… Беру свои слова назад. Наверное, это одна из граней русского менталитета – мы всегда жалеем тех, кому больно, кто страдает. Жалеем и пытаемся поддержать хотя бы сочувствием. Простите…

– Как мне жить, господин Белецкий? Доверь я Мишелю в то время хоть часть своей тайны – и всё могло быть иначе! Мы, наверное, посоветовались, возможно, нашли бы какое-то решение проблемы… Во всяком случае, я не позволил бы ему мчаться за Асикага и вызывать его на поединок!

Мужчины замолчали, избегая глядеть друг на друга. Оба смотрели в большое чистое окно, за которым мелькали клочки полей, рощицы, бедные деревеньки с покосившимися лачугами крестьян. Отчего-то совсем безлюдно было за окнами литерного экспресса – словно все обитатели здешних мест, сговорившись, попрятались от проезжих свидетелей своей безысходности и нищеты.

Затянувшееся молчание прервал Белецкий:

– Ну а он, ваше высокопревосходительство? Он вспоминает Настеньку? Свою прошлую жизнь?

– Знаете, Белецкий, как-то в такую же примерно минуту откровенности, как и у нас с вами, с «Шустовским» на столе, Мишель показал мне целую пачку писем, которые он едва ли не ежедневно пишет своей невесте. Пишет – и складывает в шкап. Пишет – и складывает…

– Будь оно всё проклято! – Белецкий хватил кулаком по столику, подхватил качнувшуюся бутылку. – Слушайте, Эномото! Дайте мне знать, когда покинете пределы России – и я добьюсь высочайшей аудиенции! Расскажу его величеству об истинных мотивах безумного поступка Мишеля. Раскрою ему ту часть вашей тайны, которую вы позволите раскрыть. Я умолю государя простить Берга! Говорят, что после Турецкой кампании [86] Имеется в виду Русско-турецкая война 1877-78 годов. он стал сентиментален и ещё больше привязан к своей фактической жене, Екатерине Долгорукой! Я упаду на колени перед ней! Я заставлю дрогнуть его сердце! А вы будете уже в Японии, в безопасности…

– Неужели вы полагаете, Белецкий, что меня волнует собственная безопасность? Да если бы дело было только в ней – я давно бы покаялся перед Александром! Три дня назад я был приглашён на прощальный завтрак с государем, в его резиденцию в Царском Селе. Хотите, расскажу?

– …Ну-с, господин посол, это наш последний завтрак в России, – Александр самолично предложил своему гостю вазочку с печеньями. – Не желаете ли? Так вот, я уже так часто повторял вам, господин Эномото, что мне не хочется расставаться с вами и терять такого интересного собеседника и доброго друга, что, наверное, надоел с этими признаниями!

– Что вы, ваше величество! Поверьте, я высоко ценю ваше расположение ко мне, ваше внимание и интерес к японским обычаям и культуре. Позвольте, в свою очередь, заверить вас, что и мне чрезвычайно жаль расставаться с вами! Если у меня когда-нибудь будут дети, ваше величество, поверьте: они будут гордиться отцом, которого подарил своей дружбой русский царь!

– Похвально, господин посол, что вы в столь зрелом возрасте думаете о своём будущем, о детях. Простите за нескромность – почему вы не были женаты до сих пор?

– Истинный самурай, по нашим обычаям, сперва должен написать историю своего служения Японии и своему господину катаной. И лишь потом приступить к написанию своей «семейной книги»…

– И уже не катаной? – залился смехом Александр, который не чурался грубоватых солдатских шуток и усмотрел в откровениях собеседника скабрёзный намёк. – Простите, простите мой бивуачный юмор, господин Эномото! Как вы знаете, я много времени провёл в лагерях наших войск, под Плевной. С кем поведёшься, как говорят… А избранница у вас уже есть? Уж не та ли это прекрасная полячка, к которой, как мне докладывали, вы последние годы зачастили в какой-то южный польский городишко?

Эномото, не желая врать, счёл благоразумным лишь потупить взор.

– Кажется, я угадал! – довольно кивнул Александр. – Только имейте в виду, господин посол, что прекрасных полячек часто характеризует и некоторая ветреность! Это такая же национальная особенность полячек, как оперение диковинных птиц: вот есть это оперение, и всё тут! Нужно или заранее смиряться с яркими пёрышками, или искать себе птах попроще, господин посол!

– Я учту совет вашего величества!

– Да, вы скоро уезжаете… Что бы вам подарить этакое, оригинальное – в память о часах наших бесед и общения, господин посол? – принялся размышлять вслух Александр. – Впрочем, может быть, у вас есть какое-то пожелание? Говорите смело! Если это только в моих силах, я исполню вашу просьбу!

– Вряд ли вы исполните моё самое сокровенное желание, ваше величество. Хотя оно, безусловно, в ваших силах! – решился Эномото.

Забавляясь с любимым сеттером, бесцеремонно пытавшимся залезть на колени монарха, Александр не обратил внимания на серьёзность тона собеседника.

– Ну, смелее, господин самурай! Говорите! Хотите получить обратно остров Сахалин? Не выйдет, господин посол! А всё остальное – милости прошу!

– А если я снова попрошу у вашего величества проявить великодушие и простить моего единственного друга, русского офицера фон Берга?

Рука Александра, ласково трепавшая шёлковую красновато-коричневую шерсть на холке сеттера, на мгновение замерла. Потом снова стала двигаться – но уже какими-то неверными, прерывистыми движениями – словно надломленная. Улыбка всё ещё блуждала по лицу императора, но его глаза потухли.

– «Снова попрошу», – после паузы повторил Александр. – Я не люблю, когда со мной играют в тёмную, господин посол! Даже если это друзья… Вы не желаете раскрыть мне подоплёку вашей в высшей степени странной неприличной просьбы, и вместе с тем понуждаете меня совершить деяние, противоречащее моим представлениям о чести дома Романовых.

– Простите, ваше величество. Но я полагал, что, коль скоро речь идёт о судьбе несчастного молодого человека, отмеченного наградами за храбрость в сражениях, о разбитом счастье двух любящих сердец.

– Погодите! – в голосе Александра зазвенела сталь. – При дворе Российского императора не принято перебивать монарха, господин посол! Погодите!

Оттолкнув сеттера, Александр протянул руку и потряс серебряным колокольчиком. Распорядился мгновенно заскочившему дежурному адъютанту:

– Агафонов, бланк указа и перо! Ну-с, господин посол, я вас слушаю!

– Н-не понимаю, ваше величество, – смутился Эномото.

– Чего ж тут непонятного? – неприятно, углом рта, усмехнулся Александр. – Вы сейчас дадите мне честное слово, что сами руководили действиями Берга. Что наущали и подстрекали его к нападению на секретаря посольства Асикага – я правильно запомнил имя несчастного дипломата, господин посол? – и я немедленно подписываю указ о прекращении всяческого преследования фон Берга. Ему вернут чин, должность в батальоне. У него даже не спросят – где он прятался эти четыре года! Ну-с, господин посол?!