Дмитрий Поляков-Катин - Берлинская жара

Комиссар поправил ворот кителя.

— Так, товарищ нарком. Считаю, что выбора и времени у нас нет.

Берия снял пенсне и выразительно посмотрел сперва на Ванина, потом на Меркулова, который готов был провалиться сквозь землю.

— Я открою вам маленькую государственную тайну. Знаете, что это? — Он указал на бумаги, которые изучал перед их приходом. — Это сводки по выпуску танков на уральских заводах. И знаете, чем я занят? Я пытаюсь свести концы с концами, чтобы понять, сколько гусеничной техники можно передать на Кавказ, где мы ведем контрнаступление. Как вы думаете, сколько? — Берия помолчал и сам ответил: — Нисколько. Потому что вся бронетехника идет под Курск. Вся. А вы пришли с предложением открыть целую отрасль, параметры которой весьма туманны. Так?

— Так.

— А если так, то где точные обоснования вашего предложения? — Берия потряс докладной запиской Ванина. — Этого мало.

— Я знаю, товарищ нарком.

— Знаешь, — повторил Берия и принялся что-то небрежно чертить на бумаге. — Есть новости от Квасникова?

— Осваивается пока. Скоро будут.

— А что наша агентура в Германии?

— Они стараются.

— Значит, плохо стараются.

— Товарищ нарком, вам известно, что, в отличие от американцев, немцы разбросали свои лаборатории по всему рейху. Каждая занята только своим участком, и никто, кроме нескольких физиков, не видит целой картины. В этом вся трудность.

— Это, как в сказке, никто не видит слона целиком, — вставил Меркулов.

— Англичане ведь тоже не спят. Их волнуют те же вопросы, но немцы играют с ними, как кошка с мышкой. Полагаю, их отставание в работе над бомбой есть результат этой игры. Тем не менее мы идем как бы с двух сторон: сами ищем и смотрим за англичанами, у которых хорошая сеть в рейхе.

— Нужны не сказки про слона, а факты. — Тихий голос Берии звучал ровно, без эмоций. — В такую минуту работают только факты.

— Факты будут, товарищ нарком, — заверил Ванин. — Но мы опаздываем. Союзники не станут делиться с нами своими успехами. Нам нужен собственный Лос-Аламос. К тому же то, к чему идут американцы, возможно, уже получили физики Гейзенберга.

— Пока мы опаздываем, твои ставки будут расти, бригадир, — хмуро заметил Берия и угрожающе стукнул пальцем по столу: — Но гляди.

Повисло напряженное молчание.

— Что же ты, Всеволод, не поставил своей подписи под докладной? — обратился Берия к Меркулову. — Здесь есть подпись Ванина. А где твоя?

— Да я хоть сейчас… — встрепенулся Меркулов.

— Э-э, не надо. Теперь не надо.

Все опять замолчали. Берия склонился над своими бумагами и тихо подытожил:

— Я поговорю с верховным. Но запомни, Ванин, твоего автографа я не снимаю. — И добавил: — В приемной стоит тарелка с перцем. Возьми стручок. Простуду как рукой снимет.

Поворачиваясь, комиссар краем глаза разглядел, что рисовал Берия на краю бумажной страницы. Это была женская головка в чихтикопи поверх развевающейся накидки.

Разговор с верховным был недолгим. Сразу после заседания Государственного комитета обороны Берия попросил Сталина уделить ему несколько минут.

— Понимаю, Лаврентий, хорошо понимаю. Но не сейчас. — Сталин был бледен, раздражен. Он похудел, старый китель с потертыми пуговицами сделался ему великоват, одна кисть почти скрылась в рукаве. Он выбил пепел из трубки в деревянную пепельницу и развел руками: — Пусть Курчатов немного подождет. Мы дали ему лабораторию, вернули с фронта всех физиков. Пусть работают. Для тебя сегодня на повестке один вопрос — «Цитадель», так и скажи Ванину. Больше информации, больше, точнее. Под Курском решается исход войны, а ты хочешь перетянуть ресурсы на науку? Мы и так на пределе. Знаешь лозунг «Все для фронта, все для победы»? Так вот, это — честный лозунг.

— И тем не менее я прошу обратить более пристальное внимание на докладную Ванина, — не отставал Берия. — Многое указывает на то, что немцы подошли к прорыву в создании оружия огромной силы поражения. Не меньше беспокойства у нас вызывает работа англичан и американцев. В Лос-Аламосе построен целый город. Это сейчас они нам союзники, а как только получат урановую пушку, нам несдобровать, если…

— Да понимаю я, что они гангстеры, — проворчал Сталин. — Лучше бы эта сволочь подумала о Втором фронте.

— Англичане рвутся к секретам немецких ядерщиков. Нам нужно их опасаться.

— Мы тоже рвемся. И что? Есть там к чему рваться?

— Докладная основана на надежных данных, Иосиф Виссарионович.

— Что ты мне подсовываешь эту бумажку! — возмутился Сталин. — Что я, сам не понимаю, как это важно? Но сейчас я думаю о том, что мы вступаем в бой, не успев переоснастить тридцатьчетверки 85-миллиметровыми пушками, что у нас несколько сотен Яков выпустили с дефектной обшивкой. Вот о чем я думаю. И ты об этом думай пока.

— Знаю, Иосиф Виссарионович. Разберемся, выявим…

— Не надо, — оборвал Сталин. — Нет времени выявлять. Работать надо, дело делать. Навыявляли уже… Иди.

— Слушаюсь, товарищ Сталин.

Поняв, что развивать эту тему дальше становится небезопасно, Берия повернулся и пошел к выходу.

— Постой.

Нарком замер на месте.

— Это не шутки, Лаврентий, — словно перебарывая себя, сказал Сталин. — Распрячь лошадей на переправе — это не шутки. Дай мне больше сведений по урановым разработкам немцев. И узнай, насколько далеко наши союзники продвинулись в нелегальных контактах с немецкими специалистами. Тогда и поговорим.

Вечером Берия позвонил Ванину.

— Значит, вот что, Павел, — сказал он с легким грузинским акцентом, — держи меня постоянно в курсе по этой теме. Напрямую звони, понял?

В этот день сразу несколько резидентов советской разведки в пяти странах получили шифрограмму примерно одного смысла. В Берлин был направлен следующий текст:

«Рихтеру.

Нами получены данные о серьезном прогрессе Германии в урановом проекте. Важно в кратчайший срок предпринять максимальные усилия, чтобы выйти на компетентных лиц, имеющих доступ к работе по созданию оружия массового поражения. Будем приветствовать любые сведения, касающиеся доклада Гиммлера, переданного Гитлеру 14 мая. Также необходимо установить, в какой степени английская разведка приблизилась к носителям информации по урановой программе, способна ли она получать достоверные сведения по данной теме. Зеро.

Старик». По согласованию с Берией операцию решено было назвать «Клевер».

Хотя «Шиллер-театр» располагался в трех кварталах от «Адлерхофа», Хартман поехал туда на своем «Опель Адмирал» с откинутым верхом, поскольку не решил, куда направится после спектакля.