Джон Бакен - Три заложника

Должно быть, на моем лице снова отразилось недоверие, потому что Магиллври с нажимом добавил:

– Да-да, они прикончат их – троих ни в чем не повинных людей, а затем и сами без колебаний пожертвуют собой. Я неплохо знаю эту породу. Разве они не поступали примерно так же и раньше?

Он упомянул пару недавних происшествий.

– Проклятье! – воскликнул я. – Просто чудовищно! Единственное, что остается в такой ситуации – вести себя предельно осторожно и наносить удар по главарям только после того, как жертвы окажутся в безопасности.

– В том-то и дело, – мрачно буркнул Магиллври. – Представь наше положение. Операция намечена на начало июня. Не стану вдаваться в детали, почему выбрана именно эта дата, но, поверь, на то есть веские основания. Существует надежда, что благодаря нашим действиям в Ирландии наступит мир, а Италию и Северную Америку ожидают события первостепенной важности, но все это зависит от того, удастся ли расправиться с синдикатом до середины лета. Понимаешь? К середине лета мы должны все закончить, и если заложники не будут освобождены до этого времени – они обречены. Жестокий выбор, но никакой иной альтернативы нет. Скажу только, что Джулиус Виктор, его светлость и сэр Уорклифф знают об этом. Но они – выдающиеся люди, и исполнят свой долг, пусть даже ценой разбитого сердца.

Пауза затянулась на пару минут: я просто не знал, что сказать.

Вся история по-прежнему казалась мне невероятной, и все же, глядя в открытое лицо Магиллври, я не сомневался ни в одном слове. Я испытывал ужас – и прежде всего потому, что описанные моим другом события напоминали мучительный сон. Я остро ощущал собственное бессилие, и это меня мучило. Наконец я решил, что помочь ничем не смогу. А затем испытал внезапное облегчение: теперь я мог честно мотивировать свой отказ не просто нежеланием расстаться с душевным покоем, а тем, что не гожусь для такой работы. У меня словно камень с души свалился.

– Итак, – наконец подал голос Магиллври, – ты поможешь нам?

– Эта шарада из воскресного развлекательного приложения к «Таймс», которую ты мне показал, не имеет ни малейшего значения. Эта загадка из тех, которые не подразумевают разгадки. Думаю, ты собираешься искать заложников, используя собранные вами сведения о синдикате и личные данные его главарей.

Магиллври кивнул.

– Но послушай, – продолжал я. – У тебя над этим делом работают полсотни самых светлых умов Британии. И они выяснили достаточно, чтобы накинуть петлю на шею противника и затянуть ее в ту минуту, когда ты этого пожелаешь. Они обучены такой работе, я – нет. Какой, черт побери, смысл впутывать сюда дилетанта вроде меня? Что это тебе даст? Да любой из этих пятидесяти детективов даст мне фору в половину дистанции. Я не эксперт, не светило в какой-то области – я нудный, медлительный и терпеливый парень. А эта работа, как ты сам признаешь, должна быть выполнена как можно быстрее. Если ты немного поразмыслишь, то убедишься, что мое участие в этом деле совершенно излишне.

– Раньше ты добивался успеха в гораздо худших условиях.

– Мне чудовищно везло. И напомню еще раз: тогда шла война, мой мозг был напряжен и работал на всю катушку. К тому же, в ту пору я непосредственно занимался делом, а сейчас ты предлагаешь мне роль кабинетного аналитика. Ты же знаешь, что такая работа не по мне. И дело не в том, что я не хочу помочь, а в том, что от меня не будет никакой пользы.

– Я смотрю на это иначе. Дело настолько серьезное, что я просто обязан использовать все, что только возможно. По крайней мере, попробовать использовать. Так ты в деле?

– Нет. Боюсь, ничем не смогу помочь.

– Потому что не хочешь.

– Потому что у меня другой склад ума.

Он хмуро покосился на часы и поднялся.

– Что ж, теперь ты знаешь, что мне требуется. Я отказываюсь принять твой ответ в качестве окончательного. Подумай обо всем, что я тебе сообщил, и через день-другой дай знать о своем решении.

Но я и секунды не колебался, поскольку знал, что поступаю абсолютно правильно.

– Только не надейся, что я передумаю, – сказал я, провожая его к машине. – В самом деле, старина, если б я хоть чем-то мог помочь, я бы присоединился к вам немедленно. Но для дела наверняка будет лучше, если на этот раз ты обойдешься без меня.

Расставшись с Магиллври, я в приподнятом настроении отправился прогуляться. Уладив вопрос с фазаньими яйцами, я двинулся к реке, чтобы проверить донные удочки. Погожий день незаметно перешел в тихий вечер, высыпали звезды, и я вполголоса поблагодарил их за то, что избежал неприятной работы, и теперь с чистой совестью снова могу наслаждаться мирной жизнью. Я настаиваю – с чистой совестью: где-то на самом дне моей души все еще теплились какие-то искорки беспокойства, но стоило еще раз трезво взглянуть на факты, чтобы убедиться в правильности моего решения.

Выбросив все сомнения из головы вместе с подробностями этого мрачного дела, я вернулся к чаю, нагуляв отменный аппетит.

В гостиной, помимо Мэри, я обнаружил постороннего. Это был сухопарый джентльмен весьма преклонных лет, прямой, как ружейный ствол, с лицом, на котором жизнь написала столько, что смотреть на него было все равно, что читать объемистый роман. Когда он встал, чтобы приветствовать меня, я не узнал его, но вскоре улыбка, морщинки в углах глаз и неторопливый низкий голос воскресили в моей памяти два случая из прошлого, когда мне довелось встретиться с сэром Артуром Уорклиффом.

Мы обменялись рукопожатиями, и у меня сжалось сердце, а потом сжалось еще раз, уже сильнее, когда я взглянул на жену. Мэри услышала то, чего не должна была слышать.

Я решил, что лучше ничего не скрывать.

– Я догадываюсь, с чем вы пожаловали, сэр Артур, – начал я, – и мне бесконечно жаль, что вам пришлось проделать столь утомительный путь напрасно…

Затем я рассказал ему о встречах с Джулиусом Виктором и Магиллври, о том, что они мне сообщили, и о том, что я им ответил. Мне казалось, что ситуация предельно ясна, и, похоже, сэр Артур готов был со мной согласиться. Мэри слушала, так ни разу и не оторвав глаз от скатерти.

Пока я говорил, гость тоже избегал встречаться со мной взглядом, но потом повернул ко мне свое лицо, и я увидел, какая мука на нем написана. Ему было чуть больше шестидесяти, но выглядел он столетним старцем.

– Я не оспариваю ваше решение, сэр Ричард, – неторопливо проговорил он. – И знаю, что вы бы не отказались помочь, если б существовала хоть малейшая возможность. Но признаюсь – я бесконечно разочарован, потому что именно вы были моей последней надеждой. Видите ли… у меня ничего не осталось в этом мире, кроме Дэви. Если б он умер, наверно, я бы это смог перенести. Но не знать ничего о его судьбе, и постоянно представлять себе худшее из возможного – это уж слишком.