Люк Дженнингс - Убивая Еву: это случится не завтра [litres]

Вилланель некоторое время удерживает в голове этот образ, потом ее бедра конвульсивно вздрагивают, и она кончает. В тот самый миг Ева вдруг трансформируется в Анну Леонову. В Анну, к которой ведут все кровавые следы. В Анну, которая в предыдущей жизни показала Оксане Воронцовой, что такое любовь, а потом отобрала эту любовь навсегда. Вилланель открывает глаза и возвращается в грязный проулок. Ее лица касается ветерок, и она ощущает на своих щеках слезы.

Блондин ухмыляется.

– Неплохо получилось, ja ? – Встав на ноги, он пальцем выуживает изо рта лобковый волос. – Ну что, теперь отсосешь у меня?

Вилланель поправляет трусы и натягивает штаны.

– Умоляю, – произносит она. – Уходи.

– Эй, ну что же ты, schatz … [26] Дорогуша ( нем. ).

– Ты что, не слышал? Уё…й!

Он смотрит ей в глаза, и ухмылка гаснет. Блондин уходит, но на полпути оборачивается.

– Сказать тебе кое-что? – говорит он. – От тебя воняет.

– Ладно, дам совет. В следующий раз, когда соберешься залезть девушке в трусы, не забудь захватить карту.

Палаццо Форлани расположено на востоке района Дорсодуро. Ева заходит, и этот уличный подъезд ничем не примечателен. Тускло освещенная гардеробная, где под руководством совершенно неулыбчивого персонажа – похоже, ему доводилось зарабатывать на жизнь профессиональным боксом – трудятся слуги в темных костюмах. В дальнем конце помещения две молодые женщины в одинаковых черных муаровых платьях за старинным столом сверяют имена прибывших с распечатанным списком.

Ева подходит к ним.

– Sono con Giovanna Bianchi [27] Я с Джованной Бьянки ( ит. ). .

Они улыбаются.

– Все в порядке, – говорит одна из них. – Но моя подруга хотела бы поправить вам прическу.

Ева поднимает руку, под которую тут же попадается выбившаяся прядь со свисающей заколкой.

– О господи! А вы правда можете помочь?

– Идемте, – говорит девушка, указывая на стул, и ловко, со знанием дела приводит в порядок Евины волосы. Джованна появляется как раз в тот момент, когда закреплена финальная шпилька.

– Ева! Выглядишь потрясающе… Ciao, ragazze [28] Привет, девочки! ( ит. ) .

– Ciao , Джованна. Тут одна прическа вызывала скорую помощь.

– Размотался французский хвост, – объясняет Ева.

Джованна улыбается.

– Именно поэтому лучше придерживаться итальянской моды.

Портьеры раздвигаются, и после полумрака фойе они окунаются в яркий теплый свет. Подъезд с улицы, как теперь понимает Ева, – нечто вроде черной лестницы, служебного входа. Сейчас они оказываются в просторном атриуме с каменным полом, где полно гостей, а в центре – прямоугольное пространство, прикрытое свисающими занавесями с логотипом Умберто Дзени. Перед глазами Евы и Джованны – вход с канала. Он куда более величественен и богато декорирован, его доминанта – арочные ворота, за которыми виднеются блики на воде. Ева наблюдает, как к воротам подплывает катер, на причал сходят двое гостей, и швейцар провожает их внутрь.

Окружающая Еву толпа то растет, то убывает. Она чувствует запахи духов, пудры, парафина с еле заметной ноткой грязной воды канала. Сцена опьяняюще странная – смесь древности и ослепительной современной моды. Ева чувствует себя вполне уверенно, даже кажется себе элегантной, но ей и в голову не приходит с кем-нибудь заговорить. Ядро здешнего общества – мужчины неопределенного возраста в темных костюмах и тяжелых шелковых галстуках и дамы с лакированными прическами и в нарядных дизайнерских платьях, чье назначение – явно не привлечь, а, скорее, установить дистанцию. Вокруг этого ядра вьется, словно стая прилипал рядом с акулами, свита светских звезд и тусовщиков. Похожие на ящериц дизайнеры с невообразимым загаром, подтянутые фитнесом юноши в рваных джинсах, стройные модели с широко распахнутыми пустыми глазами.

– А вон и Умберто, – говорит Джованна, умыкнув с проплывающего мимо подноса два бокала шампанского и кивком указывая на миниатюрную фигуру, с головы до пят выряженную в кожаную фетиш-одежду. – Интересная публика, не находишь?

– Невероятная. И это настолько не мой мир…

– А что такое твой мир, Ева? Извини, что спрашиваю, но ты приходишь ко мне в магазин с человеком, который предъявляет удостоверение Интерпола, а потом прикидывается un cretino , чтобы подслушать разговор моих продавщиц, – о, не волнуйся, я заметила. И тут ты задаешь мне вопросы о браслете, который купила женщина в сопровождении своей любовницы и который ты не носишь? Per favore , что происходит?

Ева делает большой глоток шампанского и поворачивает кисть руки так, чтобы засверкали бриллианты.

– Длинная история.

– Так расскажи.

– Мы разыскиваем эту женщину за серию преступлений. Она знает, что я за ней гоняюсь, а этот браслет мне прислала, чтобы оскорбить и запугать.

– Как это?

– Потому что он из разряда шикарных вещей, которые я никогда не смогла бы себе позволить, и даже вообразить не могу, чтобы стала его носить.

– Тем не менее, Ева, он на твоей руке.

Затемнение в зале обрывает их беседу. Затем – оглушительный взрыв индастриал-метала, занавес в центре поднимается, и под возгласы и аплодисменты аудитории прожекторы освещают открывшуюся живую картину. На подиуме стоит массивная бетонная колонна, в которую на большой скорости врезалась белая «Альфа-Ромео». Смятая об колонну машина разбита почти вдребезги. Сидевших в ней мужчину и женщину выбросило через ветровое стекло, и их тела лежат, распластавшись на искореженной крышке капота.

Поначалу Еве кажется, что это кошмарная, очень близкая к жизни (или, скорее, к смерти) инсталляция из манекенов. Но тут она замечает, что они дышат, что это реальные люди. И только теперь она узнает вокалиста из одного популярного бойз-бэнда и его подругу-супермодель. Шейн Рафик в белой футболке и джинсах лежит лицом вниз. Джасмин Вэйн-Партингтон – на спине, рука отброшена в сторону, из-под порванной блузки торчат груди.

Но везде вместо пятен крови и разодранной плоти – драгоценные камни. Вместо застрявших осколков ветрового стекла лоб Джасмин украшен тиарой из бриллиантов и кроваво-красного граната. Вниз по животу – словно смертельная глубокая рана – вьется змейка бирманских рубинов. В волосах Шейна сверкает изумруд, а изо рта струится топазовое ожерелье. Весь кузов машины усеян алыми камнями.

Вспыхивают камеры, играет музыка, волнами накатывают аплодисменты, а Ева, разинув рот, разглядывает эту tableau mort [29] Мертвая картина ( фр. ) – в противовес tableau vivant (живой картине). .

Джованна улыбается.

– Ну как тебе?

– Довольно экстремальный способ продавать драгоценности.

– Здешнему народу нужен экстрим, им очень быстро становится скучно. И модные журналы будут в восторге. Особенно от Джасмин и Шейна.