Люк Дженнингс - Убивая Еву: это случится не завтра [litres]

– Устала.

Он кивает.

– У тебя контузия от взрывной волны и хлыстовая травма шеи. Тебе дают сильные седативные.

– Где мы?

– Частная клиника в Райхенау, неподалеку от Инсбрука. – Он подходит к окну, раздвигает занавески и смотрит наружу. – Ты помнишь, что произошло?

– Обрывочно.

– Макс Линдер? Отель «Фельснадель»?

– Да, это помню.

– Тогда расскажи. Что там за херня случилась? Почему ты оказалась на месте взрыва?

Она хмурится.

– Я… я отправилась в номер Линдера и подготовила устройство. Потом вошел он. Наверное, я спряталась. Дальше не помню.

– Совсем ничего?

– Совсем.

– Расскажи об устройстве.

– Я проработала кучу вариантов. Телефон, цифровой будильник, ноутбук…

– Говори громче. Ты глотаешь слова.

– Я обдумала разные методы. Но ни один из них меня не устроил. Потом я нашла у Линдера вибратор.

– И начинила его микродетонатором и ФОКС-7?

– Да, но сначала подбросила улики в номер одного из гостей.

– Кого именно? Какие улики?

– Баггот, англичанин. Я спрятала пластиковую упаковку из-под взрывчатки в подкладку его несессера.

– Нормально. Он кретин. Продолжай.

Вилланель колеблется.

– Как я выбралась? – спрашивает она. – В смысле, после взрыва.

– Мне сообщила Мария. Сказала, что Линдер мертв, а тебя нашли без сознания на месте происшествия и необходима экстренная эвакуация.

– Мария? – Вилланель приподнимает голову с подушки. – Мария работает на тебя? Так почему же ты, блин…

– Потому что тебе не надо было этого знать. В ту ночь в горах прошла снежная буря, и эвакуационные вертолеты не могли летать. Поэтому гостям пришлось заночевать в отеле, и это, понятное дело, вызвало некоторый стресс, если не панику. Но хотя бы тело Линдера хранилось должным образом. После того как взрывом высадило окно, температура в комнате упала до минус двадцати.

– А я?

– Мария присматривала за тобой всю ночь. Как только рассвело, я зафрахтовал вертолет и забрал тебя, пока не примчалась полиция.

– И никому в отеле это не показалось странным?

– Гости спали, а штат решил, что все официально, и потом, при твоем состоянии они были рады, что тебя увозят. Второй труп на руках – последнее, чего им хотелось.

– Я ничего этого не помню.

– Вполне объяснимо.

– Какова ситуация?

– В «Фельснаделе»? Тебе не стоит об этом волноваться. Ты свою роль сыграла.

– Нет, что будет со мной? Приедет полиция?

– Нет. Я лично привез тебя сюда и зарегистрировал. В клинике считают, что ты французская туристка, приходящая в себя после аварии. Они не болтливы, как им и полагается, учитывая расценки. Судя по всему, у них много постоперационных пациентов косметической хирургии. Твое лицо приведут в порядок.

Вилланель подносит руку к повязкам. Покрытые корочкой раны начинают зудеть.

– Линдер мертв, как вы и заказывали. Я стою денег, которые вы платите, и даже больше.

Антон садится на стул у кровати и наклоняется к ней.

– Он мертв, ты права, и мы это ценим. Но сейчас пора разобраться в твоем бардаке и сделать это побыстрее. Из-за ваших с Ларой Фарманьянц венецианских похождений и твоей манеры убивать в стиле журнала «Хеллоу!» мы огребли неслабую проблему. Ева Поластри сидит сейчас в Москве и беседует с фээсбэшниками о Константине Орлове.

– Ясно.

– Ясно ? Это все, что ты можешь сказать? Твою мать, Вилланель! Когда ты работаешь хорошо, тебе нет равных, но зачем вести себя как ребенок, как нарцисс? Такое впечатление, что ты чуть ли не хочешь, чтобы Поластри поймала тебя и убила.

– Ага. – Она тянется за «Вольтареном», но Антон выхватывает таблетки.

– Хватит колес. Если тебе больно, то вспомни, что боль мы внушаем себе сами. Вся эта созданная тобою драма: скоростные катера, фальшивые титулы, взрывающиеся вибраторы… Ты, блин, не в гребаном телесериале.

– Правда? А мне казалось, что я именно там.

Он бросает на кровать сумку.

– Новая одежда, паспорт, документы. Я хочу, чтобы ты отправилась в Лондон и к концу недели была готова.

– К чему?

– Прекратить все это дерьмо раз и навсегда.

– И для этого я должна буду?..

– Убить Еву.

В сопровождении мужчин, которые ехали с ней в фургоне, Ева входит в здание. Внутри не так темно, как могло показаться при взгляде снаружи. Сбоку – потрепанный железный стол, за ним офицер в форме при свете настольной лампы ест бутерброд с котлетой. Он поднимает взгляд и откладывает бутерброд.

– Angliyskaya shpionka , – говорит Кожаная кепка, бросая на стол мятый документ.

Офицер смотрит на Еву, неторопливо тянется за резиновым штампом и прикладывает его сначала к чернильной губке в жестяной коробке, а потом – к документу.

– Tak , – произносит он. – Dobro pozhalovat’ na Lubyanku .

Кожаная кепка переводит.

– Скажите ему, что я всегда мечтала как-нибудь зайти.

Никто из присутствующих не улыбается. Офицер снимает трубку с допотопного настольного телефона и набирает трехзначный номер. Через минуту появляются двое крепко сложенных парней в армейских штанах и футболках; они оглядывают Еву с ног до головы и знаком показывают следовать за ними.

– У меня нет обуви, – обращается Ева к Кожаной кепке, кивая на свои грязные босые ноги, но тот лишь пожимает плечами. Офицер за столом уже вернулся к бутерброду. Они идут по длинному коридору, где пахнет чем-то кислым, проходят через двойные двери и оказываются во внутреннем дворе, усеянном окурками. Со всех сторон нависают высокие здания: часть из желтоватого кирпича, часть из облезлого бетона. Здешние служащие – кто в форме, кто в штатском – курят, прислонясь к стенке и, когда она проходит мимо, провожают ее пустыми взглядами.

Ева с провожатыми подходят к низкой двери.

В зале с кафельными стенами за складным столом, развалясь, сидят два бритоголовых офицера в игриво сдвинутых набекрень фуражках с кокардами. Один коротко смотрит на них и возвращается к журналу по бодибилдингу, а второй неторопливо встает и шагает к Еве, жестами приказывая выложить всё на пластиковый поднос на столе. Она повинуется и выкладывает часы, телефон, паспорт, ключи от номера и бумажник. Потом ей велят снять парку и сканируют ручным металлодетектором. Она просит, чтобы ей вернули куртку, но получает отказ и остается дрожать в тонком свитере, жилете и джинсах.

Из зала они поднимаются на один пролет до маленькой лестничной площадки и заходят в тускло освещенный коридор с бетонными стенами. Парни идут молча, нарочито быстро. У них толстые шеи и покрытые щетиной затылки. Свинолюди, думает Ева. Судя по нарастающей колющей боли в правой пятке, она успела наступить на что-то острое. Свинолюди не могут не видеть, что она хромает, но шаг не замедляют.

– Pozhaluysta , – говорит она. – Прошу.