Юлия Семенова - Авантюрист и любовник Сидней Рейли

— Да уж лучше, чем в Москве, — с чувством ответил Шелл.

— А стена? — сентиментально осведомился немец.

— Ломают… Уже почти снесли, — успокоил его Шелл. — Благодарю вас, — он забрал свои бумаги. — Ауфвидерзейн!

На ступеньках Политехнического музея Шелл еще раз проверил, работает ли диктофон. Качество звука было хорошее: сквозь привычно произнесенные им слова «айн, цвай, драй…» пробилась посторонняя фраза:

— Мистер, подайте участнику перестройки!

На ступеньках, прямо у входа, уселся нищий. Рваная фуфайка, на голове грязный треух, в протянутой руке — кепка с мелочью, среди которой одиноко валялся мятый рубль. На небритом лице серебрилась щетина. Глаза были молодые, сытые, нахальные.

— Русише швайне! — пробормотал герр Шелл, брезгливо обходя попрошайку. Тот вызывал в нем такую же тошноту, как и «человеческие консервы».

— Вы участник симпозиума? — налетела на него в фойе энергичная полногрудая дама. — Подойдите к столику, получите папочку!

— Я журналист, — на чистейшем русском языке представился ей герр Шелл. — Радио «Немецкая волна».

— О! — с уважением протянула дама. — Зарегистрируйтесь в пресс-центре и получите пропуск в ложу прессы.

На отведенных для журналистов местах было немного народу. Видимо, мировая общественность мало интересовалась сугубо академической темой симпозиума «Некоторые социологические аспекты пропагандистской деятельности средств массовой информации в условиях тоталитарных режимов».

Открывший заседание седовласый академик огласил повестку дня и сообщил, что завтра и послезавтра работа пойдет уже в отдельных семинарах.

— Что это со мной? — Шелл потер лоб. — Забыл взять программку. Ладно, потом…

Он включил диктофон. Первым выступал чилиец.

— …Когда людей загоняли на стадионы… хунта… фашистская агитация… подпольная демократическая печать… листовки…

Слава Богу, на чтение каждого реферата отводилось всего по десять минут.

— Но пасаран! — выкрикнул чилиец, и зал вяло захлопал.

Шелл был разочарован: ничего, кроме лозунгов и давно известных фактов, в рефератах не прозвучало. Придется таскаться на семинары в поисках какой-либо свежатинки. Чтобы не тратить даром пленку, он выключил диктофон и прикрыл глаза.

Корейца с его идеями чучхе сменил испанец с его генералом Франке, китайца с его Мао Цзе-дуном — профессор из Берлина с проклятиями фашизму.

Извиняясь перед соседями, Шелл, согнувшись, стал пробираться к выходу. Уже у самых дверей он услышал начало следующего выступления:

— Формирование образа врага в сознании советских людей…

Шелл обернулся. Место за трибуной заняла молодая женщина, и в первую минуту он ее не узнал.

— …Целенаправленное создание негативного отношения…

Но этот голос!

— Позвольте программку, — Шелл выхватил отксерокопированную брошюру из рук сидящего у прохода толстяка и пробежал глазами список участников первого заседания.

Докладчица что-то сказала, и в зале засмеялись.

— Лютикова В. В., — прочел Шелл. — «Советская пропаганда. Формирование образа врага».

Шелл включил диктофон и пошел по проходу к трибуне.

— Вика! — позвал он женщину, остановившись метрах в двух от нее. — Вика!

Седовласый академик в президиуме поспешно вскочил и замахал на него коротенькими ручками. Докладчица скосила глаза, запнулась, покраснела и снова заговорила, быстро-быстро. Публика в первом ряду оживилась и с научным интересом осмотрела журналиста. Шелл плюхнулся на свободное место и выставил вперед диктофон.

Зал бурно зааплодировал.

Лютикова В. В. спустилась с подмоста и торопливо направилась к выходу. Шелл вскочил и, забыв выключить диктофон, побежал за ней.

— Ты без очков совсем другая…

— А ты в очках совсем другой…

Оба рассмеялись.

— У меня линзы, — сказала Вика. — Пока привыкла, чувствовала себя голой, а теперь ничего… А у тебя сколько?

— На правом минус три, а на левом — минус два с половиной… У меня давно близорукость, я и сам не знал. А теперь приходится много работать с бумагами, — Эдвард Шелл снял и протер очки.

— Ты правда сильно изменилась, — сказал он. — Взрослой такой стала… И очень похорошела…

— Ты тоже здорово возмужал. И производишь впечатление солидного человека.

— А я и есть солидный человек, — сказал Эдик. — Специальный корреспондент радиостанции «Немецкая волна» по странам Восточной Европы.

— Значит, по командировкам все время? А где же ты ведешь оседлый образ жизни?

— В Кельне.

Они вышли на Пушкинскую площадь. Несмотря на осеннюю хмарь, усиленно работал фонтан. Какой-то чудик бросал туда монетку за монеткой, словно в игральный автомат. На скамейках, потягивая «Фанту», гоготали подростки. Фотограф с удавом на шее приставал к прохожим. Но они охотнее шли к его конкуренту, который пристроил рядом с Пушкиным своего фанерного Горбачева. Постовой милиционер индифферентно лузгал семечки.

— Отвык я все-таки от советской действительности, — хмыкнул Эдик. — Давай сядем где-нибудь в тихом месте. О, — вспомнил он, — поехали в «Метлу».

— Ну уж нет! — наотрез отказалась Вика. — Там теперь такой бардак!

— Тогда в «Арагви».

Шеллу было приятно, что на его спутницу оборачиваются посетители ресторана. Что-то в ней появилось такое, чего он и сам не мог определить. В зале были женщины и покрасивей, и понаряднее, но Вика выделялась среди всех. Во Франции это ее новое качество назвали бы шармом, в Англии — стилем, а в Германии таких женщин не было, нет и не будет.

— Ну рассказывай, — Вика поднесла к губам бокал с «Киндзмараули». — Как ты попал в Кельн?

— Женился, — не слишком охотно ответил Эдик. — На немке.

Вика рассмеялась.

— Извини, — она подавила смешок, — просто я вспомнила…

— Про тысячу долларов и невесту-иностранку? — понимающе кивнул Шелл. — Все обошлось гораздо дешевле. Моника стажировалась в МГУ как славист…

— И однажды случайно принесла тебе макулатуру? — поддела его Вика.

Эдик оглушительно захохотал. Ему импонировала ее ироничность.

— Да нет, мы познакомились более прозаическим образом. В библиотеке. Потом… мне нужно было срочно уносить ноги. Я думал, что женюсь по расчету.

— А оказалось — по любви? — Вика залпом допила вино.

— Трудно сказать… — Эдик пожал плечами. — У нас уже двое детей. Игорю — три с половиной, Юля на год моложе…

— Русские имена? — удивилась Вика.

— Ну не Гансом же сына называть, согласись…

— Звучит красиво, — не стала спорить Вика. — Юля Бодягина.

— Юля Шелл, — поправил Эдик. — А я — Эдвард Шелл. Это фамилия Моники…

— Эдвард Шелл, — повторила женщина. — Странно… Значит, все получилось, как ты хотел…