Чингиз Абдуллаев - В ожидании апокалипсиса

Вернулась Эдит Либерман.

— Это был соседский мальчик. Приходил за аспирином для матери. Она уселась напротив гостей.

— Я вас слушаю, продолжайте.

— Да, — мрачно кивнул Дронго, — продолжим. Вы должны будете рассказать абсолютно все, что вы знаете. Выдавать всех подряд. Агентуру, имена, явки, пароли, структуру органов, шифры, места встречи, своих агентов, руководителей — словом, все. Многое англичане уже знают, хотя некоторые подробности могут показаться им забавными. Только ваша предельная искренность будет залогом успеха. А главное, что нас интересует, — ваша деятельность в Бельгии. Вы встречались только с французским специалистом, завербованным советской разведкой.

— Филипп Стенюи? — спросила Эдит.

— У вас изумительная память. Именно он. Самое важное в нашей операции, чтобы вы сдали меня англичанам. — Взяв чашку, он отпил немного. — Хороший чай.

— Я не совсем поняла задачу. Разъясните подробнее.

— Стенюи уже расшифрован английской контрразведкой. Мария, переводите, пожалуйста, дословно. Нам важно, чтобы она, встречаясь с ним, обратила внимание на его контакты с бывшей советской, ныне российской, разведкой. Во Франции арестована целая сеть информаторов КГБ. Ее могут арестовать, проверить и сразу начнут допрашивать. Вот тогда она вспомнит, что это я послал ее в Париж и теперь жду ее сообщения в Бельгии. Лицо мое, я думаю, она запомнит.

Хозяйка, дослушав Марию, продолжала недоумевать.

— Странное задание. Выдать вас англичанам, но я же ничего про вас не знаю. И как я выйду на них?

— Необязательно знать. Даже хорошо, что она меня не знает. Просто она должна описать мое лицо, походку, фигуру, характерные особенности речи. А на англичан выходить не надо. Стенюи находится под их контролем.

Эдит пригубила кофе, слушая Марию.

— Значит, моя задача — просто всех выдавать, всех абсолютно. Интересное задание. Можно, я спрошу: для чего?

— Стратегическая цель: внедриться в структуру английских спецслужб. Первые несколько лет просто честно работать. Каналы связи с ней наладят потом, но первые три года не будет никаких контактов, абсолютно. Ее будут проверять, Мария, напомните ей, как умеют проверять в контрразведке. Только предельная искренность… Теперь еще раз, пожалуйста, дословно. Она будет нашей бомбой замедленного действия. Мы внедряем ее к противнику на долгие годы. Мария перевела. Эдит Либерман, допив свой кофе, поставила чашку на стол.

— Я готова, — просто сказала она и почему-то вдруг рассмеялась.

"Нервная реакция», — подумал Дронго, переглянувшись с Марией.

— Тогда обсудим все детали, — продолжил он, не обращая внимания на ее улыбку. Разведчик не подозревал, что вскоре ему придется пожалеть о своей невнимательности.

Каждый четвертый житель Восточной Германии высказывается за восстановление… Берлинской стены.

Об этом, со ссылкой на опрос, проведенный одной из социологических служб, сообщило Саарское радио. По словам экспертов, 95 процентов восточных немцев считают, что в бывшей ГДР «были и хорошие стороны, а именно — право на труд, лучшая система социального обеспечения и невысокий уровень преступности».

Агентство Рейтер

Вечером того же дня они доехали до Ганновера, остановившись в двух соседних номерах отеля.

Ужинали вдвоем на террасе. Мария надела темное платье и сняла наконец свои черные очки; Дронго впервые с удивлением заметил, как она хорошо выглядит. Мария, перехватив его взгляд, усмехнулась, не выдавая своего удовольствия.

— Вы хорошо смотритесь, — немного растерянно проговорил Дронго.

— Благодарю. — Мария прошла к столу. Он сел напротив.

— Я и забыла уже, когда надевала это платье, — честно призналась она. — Вожу его с собой для работы. Иногда приходится появляться вечером на приемах.

Дронго вспомнил о ее работе и с отвращением подумал, что и этот наряд служит ей для выполнения очередных заданий. Он углубился в изучение меню. Мария свою карту не тронула.

После того как официант, приняв заказ, удалился, Дронго проверил скэллер и обратился к Марии:

— Вы передадите завтра сообщение о нашей встрече с Эдит Либерман?

— Связной будет ждать в двенадцать часов, — кивнула она. — Сообщение у меня уже готово. Думаю, что немцы получат информацию через день.

— Мужественная женщина эта Эдит, — словно раздумывая, произнес Дронго. — Всю оставшуюся жизнь она будет под наблюдением. Даже для мужчин это тяжело, а представьте, каково ей.

Мария посмотрела на него, ничего не ответив.

— Если все пройдет нормально, я выеду в Брюссель через два дня, — напомнил Дронго.

Официант принес заказ, бесшумно расставляя все на столе.

— У нас серьезные разговоры всегда в ресторанах, — улыбнулась женщина, тряхнув головой.

— Просто я люблю вкусно поесть. Ваше здоровье… Как вы думаете, она справится? — спросил он.

— Конечно, справится. Ей только пятьдесят три года. А она сидит одна дома. От такой жизни можно сойти с ума. Это просто подарок для нее, — серьезно ответила Мария.

Он сосредоточенно жевал. Кажется, впервые он начал понимать, что движет самой Марией в ее работе.

— Вы тоже? — наконец спросил Дронго.

— Не поняла, — хмуро сказала Мария.

— Вами тоже движет чувство одиночества? Простите, можете не отвечать, если вам не хочется.

— Хочется. — Она взяла бокал. — Ваше здоровье, Дронго, — сделала глоток. — Да, я тоже боюсь одиночества, — призналась Мария.

"Десять лет, — вспомнил он. — В восемьдесят втором убили ее мужа».

— Почему вы не вышли замуж? Вам тогда было двадцать четыре года.

— Мне было тогда очень больно, — чуть помедлив, ответила Мария, — я не могла просто нормально мыслить. После смерти мужа эта кровавая мясорубка меня доконала. Я ведь работала в штабе военной разведки. А потом стала снайпером. Через два года меня направили в школу КГБ, потом моя работа в управлении «К». Вы были правы, я действительно больше ничего не чувствую. Все чувства постепенно атрофировались.

Она достала сигареты, щелкая зажигалкой. К ним подскочил официант.

— Здесь нельзя курить, миссис, — быстро проговорил он по-английски.

— Оставьте, — попросил Дронго, доставая сто марок. — Вот штраф за ее курение. Вы же видите состояние женщины.

Официант денег не взял.

— Простите, мистер, — виновато пробормотал он, отходя от них.

— Мои вопросы вас расстроили, извините меня.

— Нет, при чем тут вы? — Мария махнула рукой, не переставая дымить. — Просто вы были правы сегодня утром. Я все понимаю. Но остановиться уже невозможно.

— Если бы во время нашей встречи с Либерман к ней заглянула контрразведка, вы правда стреляли бы в меня?