Кен Фоллетт - В логове львов

Эллис уведомил Рахми о согласии Пепе на встречу, и Рахми организовал рандеву для них троих, назначив его на ближайшее воскресенье.

Тем утром Эллис проснулся в постели Джейн. Он очнулся внезапно, ощущая страх, словно ему приснился кошмар. Мгновением позже он вспомнил причину своего напряженного состояния.

Посмотрел на часы. Было еще очень рано. Он мысленно вновь повторил детали разработанного плана. Если все пройдет хорошо, сегодня триумфально завершится более чем год тщательной и опасной работы. И он сможет разделить этот триумф с Джейн, при том условии, разумеется, что останется в живых до конца наступившего дня.

Он повернул голову и посмотрел на нее, сделав это осторожно, чтобы не разбудить девушку. У него дрогнуло сердце, как случалось каждый раз, когда он вновь видел ее лицо. Она лежала на спине, ее чуть вздернутый носик уставился в потолок, а темные волосы распластались по подушке, подобно взметнувшемуся крылу птицы. Он смотрел на ее большой рот, на пухлые губы, часто и жадно целовавшие его. Весеннее солнце подсветило легкий белый пушок на ее щеках – ее «бородку», как он называл его, если хотел подшутить над девушкой.

Впрочем, то был редкий момент наслаждения, когда он мог любоваться в полной безмятежности ее спокойным и лишенным какого-либо выражения лицом. Обычно оно выглядело оживленным – смеющимся, хмурым, гримасничающим, отображая то удивление, то скептицизм, то страсть или сочувствие. Но чаще всего она лукаво усмехалась, как шаловливый мальчишка, которому только что удалось кого-то особенно успешно разыграть. И только когда она спала или пребывала в глубокой задумчивости, то становилась именно такой. И в подобные мгновения он любил ее сильнее всего, потому что, как вот сейчас, пока она оставалась беззащитной и естественной, не контролирующей себя, в ее внешности отчетливо проступали приметы сдержанной чувственности, горевшей внутри ее существа, словно пылает не слишком яркий, но горячий подземный огонь, невидимый никому. Тогда он с трудом сдерживал почти неодолимое желание прикоснуться к ней.

Для него это стало в свое время удивительным сюрпризом. Когда он впервые встретился с ней вскоре после своего переезда в Париж, она показалась ему типичной хлопотуньей, каких всегда много в молодежных радикальных кругах столичного города, возглавляющих всевозможные комитеты, организующих выступления против апартеида и кампании за ядерное разоружение. Такие юные создания стояли во главе марша протеста в связи с событиями в Сальвадоре или привлекали внимание общественности к загрязнению воды в реках, собирали средства для голодающих в Чаде или стремились помочь творческому развитию молодого талантливого кинорежиссера. Людей притягивала к ней ее поразительная красота, они поддавались очарованию Джейн, черпали энергию в ее неутомимом энтузиазме. Он пару раз приглашал ее на свидания просто ради удовольствия понаблюдать, как хорошенькая девушка уничтожит огромный бифштекс, а потом – он даже не помнил уже, каким образом так получилось – обнаружил, что под личиной этой неугомонной, легко возбудимой с виду девицы таилась поистине страстная женщина, и по уши влюбился в нее.

Сейчас его взгляд блуждал по ее небольшой квартире-студии. Ему стало радостно при виде знакомых вещей, отличавших именно ее жилище. Симпатичная настольная лампа, сделанная из китайской вазочки, полка с книгами по экономике и проблемам бедности в современном мире, просторная софа, в которой ты мог запросто утонуть. Фотография ее отца, красивого мужчины в двубортном пальто, сделанная, должно быть, еще в шестидесятые годы, скромный серебряный кубок, выигранный ею на пони по кличке Одуванчик в 1971 году, то есть десять лет назад. Ей тогда было тринадцать, подумал Эллис, а мне двадцать три. И пока она выигрывала скачки на пони в Гемпшире, я находился в Лаосе, устанавливая противопехотные мины вдоль тропы вьетнамских партизан).

Когда Эллис впервые попал в эту квартиру почти год назад, Джейн только что перебралась в нее из пригорода, и в ней было пустовато: небольшая комната в мансарде с кухней в алькове, с душем в стенном шкафу, а туалетом в конце общего коридора. Постепенно она превратила унылую каморку под самой крышей дома в уютное гнездышко. Джейн хорошо зарабатывала переводами с французского и русского на английский язык, но и арендная плата была высока – квартира располагалась рядом с бульваром Сен-Мишель, и потому ей приходилось экономить на обстановке. Она накопила достаточно денег, чтобы купить наиболее подходивший ей стол красного дерева, антикварную кровать и тебризский ковер. Она принадлежала к тому типу женщин, которых отец Эллиса назвал бы «дамами высокого класса». Джейн тебе понравится, папочка, думал Эллис. Ты будешь просто без ума от нее.

Он перевернулся на бок лицом к ней, и это движение разбудило ее, как он и предполагал. Ее огромные голубые глаза на мгновение уставились в потолок, а потом посмотрели на него, она улыбнулась и перекатилась в его объятия.

– Привет, – прошептала она, а он поцеловал ее.

И мгновенно почувствовал эрекцию. Некоторое время они лежали рядом, все еще полусонные, изредка обмениваясь поцелуями, а затем она закинула ногу ему через бедро, и они начали заниматься любовью, но не слишком активно, ни слова не говоря друг другу.

Когда они только стали любовниками, первое время взаимное сексуальное влечение возникало между ними по утрам и по вечерам, хотя часто даже посреди дня. Эллис предполагал, что столь острое желание физической близости не продлится долго. Уже через несколько дней или, быть может, через пару недель, думал он, ощущение новизны пропадет, и они перейдут к статистически средней частоте, то есть к двум с половиной половым актам в неделю или к чему-то близкому к усредненной цифре. Но он ошибся. Пролетел год, а они все еще бросались друг на друга при каждом удобном случае, как молодожены во время медового месяца.

Она легла сверху, накрыв его собой. Их увлажнившаяся кожа слипалась. Он обвил руками хрупкое тельце и крепко обнял, прежде чем глубоко погрузиться в ее лоно. Почувствовав приближение его оргазма, Джейн посмотрела на Эллиса сверху вниз, а потом впилась в него поцелуем приоткрытыми губами, пока он кончал в нее. Сразу после этого она издала легкий, приглушенный стон, и теперь уже он мог ощущать, как она тихо сотрясается от долгого, накатывавшего нежными волнами оргазма, какой обычно испытывала по утрам в воскресенье. Затем она так и осталась лежать поверх него, по-прежнему не совсем проснувшись. Он гладил ее волосы.

Несколько минут спустя она спросила:

– Ты помнишь, какой сегодня день?

– Да. Воскресенье.