Алистер Маклин - Темный крестоносец [Черный сорокопут Черный крестоносец]

— Никакой благодарности, дорогая моя, никакой благодарности.— Он погладил ее по руке и задержал в своей гораздо дольше необходимого, раз в десять дольше. — Мне просто подумалось, что вам захочется остаться наедине.— Он так сморщился, что можно было решить, будто у него начался приступ желудочных колик, но на самом деле он таким образом изображал лукавое кокетство. — Вы ведь недавно женаты. А теперь, скажите, миссис Бентолл, хватит ли у вас сил прийти к нам сегодня на ужин?

Как ей удалось заметить мое едва заметное отрицательное покручивание головой, не представляю. Она за все время ни разу даже не взглянула в мою сторону. И тем не менее:

— Ради Бога, простите, профессор, мне так жаль.— Совместить чарующую улыбку с выражением нескрываемого сожаления, на мой взгляд, очень трудно, но ей удалось.— Больше всего на свете мне бы хотелось этого, но боюсь, что еще слишком слаба. Если бы вы только могли меня извинить... Завтра утром...

— О чем вы говорите?! В чем извиняетесь?! Конечно! Безусловно! Виноват только я в своей поспешности.— Мне показалось, что он снова порывается схватить Мари за руку, но потом, видимо, передумал.— Ужин вам пришлют. И вас перенесут. Вам не придется пошевелить пальцем.

По его сигналу фиджийцы подхватили с двух сторон кровать вместе с Мари так, как будто она ничего не весила, и пошли вслед за профессором. В это время появился китаец с нашим небогатым скарбом, и вся процессия двинулась в сторону дома для гостей. Мне ничего не оставалось делать, как шагать рядом с кроватью. Когда мы проходили меж двух домов, я наклонился, взял Мари за руку и, изобразив на лице беспокойство заботливого мужа, шепнул ей на ухо:

— Попроси у него фонарь.

Я не подсказал ей причину, по которой она должна высказать такую просьбу, просто потому, что не смог ее выдумать, но Мари превосходно справилась с заданием. Когда профессор отпустил носильщиков и разлился соловьем о несравненной архитектуре дома для гостей, построенного из даров природы — стволов и стеблей различных сортов пальмовых деревьев, — она как будто невзначай перебила его:

— А... туалетная комната тут есть, профессор?

— Ах, какой же я недотепа! Конечно, дорогая. Вниз по лестнице налево, и вы сразу увидите небольшой домик. Рядом с кухней. Сами понимаете, в таких домах нельзя устраивать эти помещения.

— Конечно, конечно. Но... ночью, наверное, темно... То есть...

— Господи помилуй! За кого вы меня принимаете? Конечно, вам нужен фонарь. Вы получите его сразу после ужина.— Он взглянул на часы.— Жду вас через полчаса, Бентолл.— Еще несколько любезностей, улыбка, поклон Мари, и он удалился.

Солнце уже опускалось на западе за гору, но дневная жара еще висела в воздухе. Несмотря на это, Мари зябко поежилась и натянула простыню до подбородка.

— Будь так любезен, опусти шторы. Эти пассаты такие коварные. Особенно ближе к вечеру.

— Опустить шторы? Чтобы к нашим окнам тут же прилипли любопытные?

— Ты думаешь? Ты что-то подозреваешь? Считаешь, что профессор Уизерспун...

— Считаешь, подозреваешь... К черту подозрения. Я на сто процентов уверен, что тут нечисто. И понял это с того самого момента, как мы тут появились.— Я придвинул стул к постели и взял Мари за руку. Голову могу дать на отсечение, любопытствующая аудитория уже собралась где-то поблизости, и мне не хотелось ее разочаровывать.— Ну, а как ты? По-прежнему поглощена своими женскими предчувствиями и фантазиями?

— Не груби,— спокойно сказала она.— Я ведь уже извинилась за дурное поведение. Ты сам сказал, что это результат высокой температуры, бред. И все-таки, назови это интуицией или предчувствием, слишком уж тут все красиво. И место идеальное, и фиджийцы так ласково улыбаются, и этот превосходный китайский слуга, и безупречный голливудский образец британского археолога — слишком уж все гладко. Прямо идиллия. Появляется ощущение некоего театрального фасада. Сказка, да и только. Понимаешь?

— Ты бы чувствовала себя лучше, если бы профессор носился со зверским выражением лица и ругался матом, как сапожник? А его помощники валялись под крыльцом и сосали виски прямо из горлышка?

— Ну, что-то вроде этого.

— Я где-то слышал, что этот район Тихого океана часто влияет на людей таким образом поначалу. Вызывает чувство нереальности. Не забывай, что я несколько раз видел профессора по телевизору. Он действительно мировая знаменитость. А если хочешь поставить точку над i, подожди, когда появится приятель Хьюелл.

— А что? Как он выглядит?

— Затрудняюсь описать. Ты слишком молода и фильмов о Кинг-Конге не видела. И все же, думаю, ты его не пропустишь, а заодно, пока будешь наблюдать за ним, посчитай, сколько человек войдет и выйдет из рабочего барака. Поэтому я и не хотел, чтобы ты ходила на ужин.

— Это не такое уж сложное задание.

— Не скажи. Они все китайцы и покажутся тебе на одно лицо. И все-таки — будь повнимательней. Сколько из них останется в доме, что вынесут с собой те, что выйдут. Но помни: нельзя, чтобы кто-то понял, что ты считаешь. Когда совсем стемнеет, опусти шторы. Если в них щелей не будет, потихоньку выгляни...

— Почему бы тебе все это не записать? — язвительно улыбнулась Мари.

— Ладно, извини. Совсем забыл, что ты профессионал. Просто подстраховываюсь. Хочу ночью прогуляться, но при этом неплохо бы выяснить поточнее, на каком мы свете.

Она не всплеснула руками, не запричитала, не пыталась меня разубедить. Я даже не стал бы утверждать, что она крепче сжала мою руку. Просто сказала:

— Хочешь, чтобы я пошла с тобой?

— Нет. Надо убедиться, не врут ли мне мои собственные глаза. И поскольку неприятностей я не ожидаю, не вижу необходимости в твоем присутствии. Но, чур, без обид.

— Ну что ж, револьвер мой остался у Флека, полицейских тут не дозовешься, так что не думаю, что оказалась бы на высоте, если бы на меня набросились. Но если бы кто-то набросился на тебя, я бы...

— Ты все на свете перепутала,— терпеливо принялся объяснять я.— Твой организм не рассчитан на быстроту реакции. А мой рассчитан. Тебе едва ли доводилось видеть кого-нибудь, кто с большей скоростью улепетывает с поля брани, чем Бентолл.— Я пересек комнату, мягко ступая по полу из стеблей кокосовой пальмы, взял вторую кровать (такую же, самодельную) и пристроил ее рядом с кроватью Мари.— Не возражаешь?

— Располагайся.— Она смотрела на меня из-под полуопущенных век, и внезапно губы ее тронула насмешливая улыбка, но насмешка была совсем не та, что когда-то в кабинете полковника Рэйна, в Лондоне.— Тогда я буду держать тебя за руку. Оказывается, ты трусливая овечка в волчьей шкуре.

— Погоди, пока я закончу эго дело,— угрожающе прорычал я.— Ты, я, огни Лондона — берегись.