Алистер Маклин - Темный крестоносец [Черный сорокопут Черный крестоносец]

Пот застилал глаза, но меня всего трясло от холода. Что здесь мог делать доктор Фейрфилд? Почему его убили? Старый Фейрфилд никогда ни во что не ввязывался. Блестящий ученый в своей области, он был страшно близорук и проявлял стойкое безразличие ко всему на свете кроме собственной работы и тайной страсти к археологии. В этом смысле связь Фейрфилда с Уизерспуном была столь же очевидной, сколь и удивительно непонятной. Чем бы ни объяснялось внезапное исчезновение доктора Фейрфилда из Англии, совершенно ясно одно: это не имело никакого отношения к археологическим раскопкам в заброшенной шахте. Но в таком случае, что же он, черт возьми, здесь делал?

Мне казалось, будто я нахожусь в морозильнике, но пот все сильнее струился по затылку. Не выпуская фонарь из правой руки — нож был в левой,— я вытащил из кармана брюк носовой платок и вытер шею. Чуть левее, впереди меня, на стене вдруг возникло светлое пятно. Отблеск от металлического предмета, на который упал луч фонаря. Но что это? Откуда здесь металлический предмет? Кроме трупов в этой пещере были только аккумулятор, провода на стене и выключатель из черной пластмассы. Я задержал руку с платком и фонарем за головой в том же положении. Отблеск на стене пещеры никуда не делся. Я замер как статуя, не спуская с него глаз. Светлое пятно на стене переместилось.

У меня остановилось сердце. Врачи могут возразить, но оно действительно остановилось. Я осторожно, медленно опустил руку с фонарем и платком из-за головы, переложил фонарь в левую руку, бросил платок на пол, обхватил рукоятку ножа правой рукой и резко развернулся.

Их было двое. От двери пещеры они отошли на четыре фута, до меня оставалось еще футов пятнадцать. Два китайца. Они уже начали расходиться в стороны, чтобы взять меня в кольцо. Один — в холщовых штанах и рубахе, другой — в шортах, оба — рослые, мускулистые и босые. Немигающие узкие глаза, застывшая неподвижность желтых восточных лиц не скрывали, а скорее подчеркивали выражение холодной решимости. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: они явились не с дружеским визитом. Да и визитные карточки у них в руках не соответствовали правилам этикета: два убийственных обоюдоострых кинжала для метания, страшней которых я в жизни не видел. В правилах хорошего тона рассматривается множество вариантов представления вновь прибывших незнакомых гостей, но такой вариант отсутствует.

Утверждать, что я не испугался, было бы смешно, поэтому я и не буду этим заниматься. Я испугался, испугался здорово.

Двое тренированных убийц против полуинвалида, четыре здоровых руки против одной. Два явных эксперта по боевым искусствам против человека, который ни разу не зарезал кого-то, а с кухонным ножом дела не имел. И для первого урока был момент не очень подходящий. Однако надо было что-то предпринимать, причем как можно скорее, прежде чем кому-нибудь из них придет в голову, что с пяти ярдов в такую мишень, как я, не промазать, и он перехватит кинжал за лезвие, чтобы было удобней метнуть.

Я бросился на них, занеся правую руку с ножом над головой, будто это не нож, а дубина, и они неожиданно попятились. Может быть, от отчаянной бессмысленности такого поступка, а скорее оттого, что на Востоке с почтительным страхом относятся к сумасшедшим. Я со свистом рассек ножом воздух и в тот же момент, как осколки разбитой лампочки посыпались мне на голову, нажал на кнопку фонаря в левой руке. В пещере стало темно, как в могиле, коей она и была на самом деле.

Надо было двигаться и как можно быстрее, прежде чем они поймут, что у меня двойное преимущество: фонарь в руке и возможность бить ножом наугад, твердо зная при этом, что попаду в противника, в то время как у них пятьдесят процентов вероятности угодить друг в друга. Не боясь нарушить внезапно наступившую тишину, я сорвал пластырь со стекла фонаря, снял сандалии, пробежал три шага в сторону выхода, резко остановился и пустил сандалии вперед вдоль пола с таким расчетом, чтобы они шлепнулись о деревянную дверь.

Будь у китайцев секунд десять на оценку своей позиции и проработку возможных вариантов, они наверняка не рванулись бы опрометью в сторону источника звука. Но в их распоряжении было не больше пяти секунд на размышление, и первая неизбежная реакция: он пытается улизнуть. Я услышал быстрый топот босых ног, стук столкнувшихся тел, глухой удар и истошный вопль, агонизирующий, захлебнувшийся в звоне упавшего на пол металлического предмета.

Четыре быстрых мягких шага в носках по полу пещеры, легкое нажатие большим пальцем левой руки на кнопку фонаря, и в свете яркого луча возникла живая скульптура, неестественно застывшая, как будто высеченная из мрамора. Они стояли лицом к лицу, почти касаясь друг друга грудью. Почти, но не совсем. Человек справа от меня ухватил партнера за ворот рубахи левой рукой, в то время как правая, сжатая в кулак, прижалась к его животу, чуть ниже пояса. Человек слева, лицо которого было повернуто в сторону, неестественно далеко выгнулся назад, двумя руками вцепившись в правый кулак своего компаньона. От напряжения его суставы сжались словно клешни, костяшки пальцев блестели как полированная кость. Я заметил окровавленный конец кинжала, на два дюйма торчащий у него из поясницы.

Секунды две или три — время текло медленно — человек справа, не веря своим глазам, смотрел в лицо умирающего. Потом осознание роковой ошибки и то-го, что смерть теперь стоит рядом, вывело его из состояния оцепенения. Он начал судорожно пытаться выдернуть нож, но товарищ в предсмертной железной хватке крепко-накрепко сковал ему правую руку. Он в отчаянии повернулся ко мне, махнув левой рукой вверх и в сторону, как бы пытаясь то ли ударить, то ли отгородиться от луча фонаря, который я теперь направил прямо в его узкие глаза. На мгновение он раскрылся. Мгновенья было достаточно. Лезвие моего ножа в длину — двенадцать дюймов. Но я не успокоился, пока кулак, сжимающий рукоятку, не уперся ему в ребра. Он кашлянул разок, сдавленно и конвульсивно, потом растянул свои тонкие губы в широком зловещем оскале, не разжимая стиснутых зубов. После этого лезвие ножа не выдержало, и в руке у меня осталась ручка с обломком стали длиной в дюйм, а эти двое, так и не расцепившись, качнулись вправо и рухнули на каменный пол пещеры.

Я осветил фонарем лица у себя под ногами, но это было излишней предосторожностью. Они не могли больше причинить мне вреда. Найдя сандалии, я подобрал упавший на пол нож и вышел, закрыв за собою дверь. Оказавшись снаружи, я всем своим весом навалился на стену туннеля спиной, опустив руки, и набрал полные легкие чистого, свежего воздуха. Я чувствовал себя неважно, но относил это на счет поврежденной руки и удушливой атмосферы в склепе. Тот краткий и жестокий эпизод, который случился за дверью, казалось, не произвел на меня никакого впечатления. Во всяком случае, я так думал, пока не почувствовал боль от напряжения мускулов щек и челюсти. Тогда же понял, что непроизвольно растянул губы и сжал зубы подобно смертельному оскалу того человека, которого только что прикончил. Потребовалось значительное волевое усилие, чтобы разжать зубы и расслабить лицевые мышцы.