Алистер Маклин - Последняя граница. Дрейфующая станция «Зет»

Матросики весело загоготали. Они, похоже, привыкли к подначкам доктора. Бенсон нарочно преувеличивал, и они это понимали. Каждый из моряков, видно, умел пользоваться ножом и вилкой, когда было нужно. Но и только. Все члены экипажа чем-то походили друг на друга — и рослые, и невысокие. Я заметил в них те же черты, какие обнаружил у Забринского и Ролингса, — непринужденность и уверенность в себе, оптимизм и невозмутимость, свойственные людям, знающим себе цену.

Бенсон познакомил меня с каждым из подводников, объяснив, каковы его обязанности, и в свою очередь растолковал морячкам, что я британский флотский врач, совершающий плавание с целью акклиматизации. Очевидно, сделал он это по наущению командира. Сказанное было недалеко от истины и в то же время пресекало пересуды на мой счет.

Зайдя в тесный отсек рядом со столовой, Бенсон объяснил мне:

— Здесь находится установка по очистке воздуха. Это оператор Гаррисон. Как действует твоя машина, Гаррисон?

— Нормально, док, нормально. Содержание окиси углерода в атмосфере не превышает тридцати миллионных.

Оператор занес в журнал показания приборов. Бенсон размашисто расписался, обменялся с Гаррисоном парой фраз и вышел.

— Одним росчерком пера выполнил половину своего дневного трудового задания, — заметил врач. — Насколько я понимаю, вам не хочется осматривать мешки с пшеницей, мясные туши, ящики с картофелем и сотню сортов консервированных продуктов.

— Не очень. А почему вы меня спросили?

— Вся передняя часть палубы у нас под ногами представляет собой кладовую. Знаю, на первый взгляд туда черт знает сколько влезет добра. Но вы представить себе не можете, какое количество продуктов поглощает в течение трех месяцев сотня ртов. Это самое малое, если придется задержаться. Припасы осматривать не будем, чтобы лишний раз не напоминать мне, что игра идет в одни ворота. Лучше заглянем туда, где готовят пищу.

Доктор первым вошел на камбуз — небольшое квадратное помешение, сверкавшее белым кафелем и нержавеющей сталью. При нашем появлении рослый, плечистый кок повернулся и с улыбкой спросил у Бенсона:

— Пришли пробу снять, док?

— Вовсе нет, — строго ответил судовой врач. — Доктор Карпентер, это старший кок и мой заклятый враг Сэм Мак-Гуайр. Чем сегодня будешь пичкать морячков, Сэм?

— Разве это пичкать? — весело подхватил шутку Мак-Гуайр. — Будут только суп со сметаной, говяжье филе с жареным картофелем и добрый кусок яблочного пирога. Здоровая, сытная пища.

Бенсон аж передернул плечами. Он уже собирался выйти из камбуза, как вдруг замер на месте и ткнул пальцем в сторону толстой бронзовой трубы диаметром дюймов десять и высотой около четырех футов, торчавшей из палубы.

— Эта штуковина может заинтересовать вас, доктор Карпентер. Знаете, что это такое?

— Кухонный агрегат?

— А похож, верно? Это устройство для удаления отходов. В прежние времена, когда субмарине приходилось всплывать через каждые несколько часов, с отходами было просто: опрокинул за борт помойное ведро — и дело с концом. Но когда неделями находишься под водой на глубине трехсот футов, мусор за борт не выбросишь. Эта труба доходит до самого днища корабля и заканчивается прочной водонепроницаемой крышкой. Особая система не позволяет открыть обе крышки одновременно, иначе субмарине каюк. Сэм или кто-нибудь из его подручных запихивает отходы в нейлоновую сетку или полиэтиленовые мешки и кладет туда кирпичи...

— Кирпичи, говорите?

— Кирпичи. Сэм, сколько у нас на борту кирпичей?

— Тыща с гаком, док.

— Чем не стройплощадка? — усмехнулся Бенсон. — Кирпичи нужны для того, чтобы мешки с отходами не всплыли на поверхность. Хотя сейчас и мирное время, нельзя, чтобы нас обнаружили. Засовываем в трубу три или четыре мешка, подаем сжатый воздух, и все дела. Потом наружная крышка закрывается снова. Все просто.

— Да.

Это нехитрое устройство почему-то заинтересовало меня. Много дней спустя я вспомнил свой необъяснимый интерес к этой системе и подумал, уж не признак ли это старческого маразма.

— Не стоит вашего внимания эта хреновина, — добродушно заметил врач. — Современный вариант мусоропровода. Поехали дальше.

Пройдя по коридору, мы уперлись в стальную дверь в поперечной переборке. Мы открыли, а потом закрыли за собой восемь прочных задраек.

— Носовой отсек запасных торпед, — понизил голос Бенсон. Примерно половина коек (а их было десятка полтора), укрепленных вдоль переборок или возле стеллажей с торпедами, была занята. Матросы спали крепким сном. — Всего шесть торпед. Обычно на стеллажах их двенадцать, да полдюжины находятся в трубах аппаратов. Но на сей раз шесть торпед — это все, чем мы располагаем. В двух новейших, управляемых по радио торпедах во время недавних маневров сил НАТО обнаружились неполадки. Поэтому адмирал Гарви приказал извлечь все шесть штук и проверить их во время стоянки в Холи-Лох. На борту «Хенли» — это наша плавбаза — есть мастера своего дела. Но едва мы извлекли эти сигары для осмотра, как был получен приказ отправляться на поиски дрейфующей станции, и командир настоял на том, чтобы оставить у себя хотя бы шесть этих сигар. — Усмехнувшись, Бенсон добавил: — Для командира субмарины хуже нет, чем выходить в море без торпед. Уж лучше дома сидеть.

— Но ведь эти торпеды неисправны?

— Не знаю. Наши спящие богатыри выяснят это, когда продерут глаза.

— Почему же они сейчас не трудятся?

— Потому что перед походом они вкалывали без передышки почти шестьдесят часов. Пытались установить причину неполадки и проверить, исправны ли остальные торпеды. Я сказал командиру, что, если он хочет, чтобы лодка взлетела в поднебесье, лучший для этого способ — разрешить торпедным электрикам продолжить работу. Они уже качались из стороны в сторону, как ходячие привидения. И командир приказал прекратить работу.

Пройдя вдоль стеллажей, на которых покоились сверкающие стальные сигары, Бенсон остановился перед стальной дверью в поперечной переборке. Открыв ее, в метре с небольшим мы обнаружили точно такую же, с комингсом высотой около полутора футов.

— Вижу, вы ничего не упускаете из виду, — заметил я. — Точно в подвалы Английского банка попадаешь.

— Атомная лодка уязвима для подводных препятствий в не меньшей степени, чем дизельная, — объяснил Бенсон. — Мы потеряли не один корабль из-за того, что носовая переборка оказалась недостаточно прочной. Корпус «Дельфина» способен выдержать самые невероятные на-грузки, но стоит нам наткнуться на какой-нибудь острый предмет, как он вспорет корпус, точно консервный нож — жестяную банку. Самое опасное — это столкновение в надводном положении, и самая уязвимая часть субмарины — носовая оконечность. Поэтому для большей безопасности на корабле предусмотрена двойная прочная переборка. Ни на одном другом подводном корабле этого нет. Носовые и кормовые отсеки тесноваты, зато спим спокойно.