Гюнтер Шпрангер - На прекрасном голубом Дунае

Очевидно, это был тот самый блокнот, из которого была вырвана записка старшему прокурору…

— И Ланцендорфу, — добавил Нидл.

Шельбаум вопрошающе посмотрел на него, и инспектор доложил о посещении Ланцендорфа. Обер-комиссар посмотрел на записку.

— Он был очень возбужден, этот молодой человек, — сказал Нидл. — Опасается, как бы это не отразилось на его девушке.

— Для нее это тяжелый удар, — сказал Шельбаум. — Кстати, в списке лиц, имеющих судимость, Фридеман не числится. Я только что просмотрел…

— Возможно, он совершил преступление перед войной где-то в другом месте, например, в Германии, — сказал инспектор.

— Вполне возможно. Но он может оказаться и военным преступником.

— Военным преступником? Он же был в концлагере. Это общеизвестно.

— А шрам? — спросил Шельбаум. — Если я не ошибаюсь, этот пенсионер Лебермозер тоже был в концлагерях, даже в тех же самых, в которых был и Фридеман, в Заксенхаузене и Эбензее. Что там делал Фридеман? Был заключенным? Принадлежал к криминальной полиции или был охранником?

— Вы забываете Фазольда, — сказал Нидл.

— Боже милостивый, да не забываю я его, — раздраженно сказал Шельбаум. — Я отправил Маффи к генеральному прокурору посмотреть список военных преступников. Он должен вернуться…

Он словно произнес магическое слово… В комнату тотчас же вошел Маффи.

— Фридеман в списке не числится, господин обер-комиссар, — доложил он. — Нет ни Зандрака, ни Зондрака, и никого другого под созвучной фамилией.

Обер-комиссар пододвинул к себе телефонный аппарат.

— Если бы нам удалось заполучить этот таинственный блокнот… — сказал он. — Блокноты бывают иногда очень содержательными.

Он отвернулся и снял трубку телефона.

— Фрау Ковалова? Обер-комиссар Шельбаум. Я вынужден еще раз побеспокоить вас по поводу все того же звонка. Господин Фазольд вспоминает, что именно Деттмар сообщил вам о смерти Фридеманов. В остальном все в порядке. Но он продолжает утверждать, будто присутствовал, когда раздался звонок. Вы же нам сказали, что он ушел до звонка. Как? Вы также могли ошибиться? Благодарю.

Он положил трубку и с великой досадой произнес слова, которых прежде Нидл от него не слышал:

— Подлая тварь!

Перед обедом следующего дня — это была суббота — Фазольд остановился на своем старом «опеле» перед виллой Фридемана, по привычке нажав на давно не действующий ручной тормоз. Взгляд его скользнул по окнам: шторы были задернуты. «Наверное, ее нет дома, — подумал он. — Сегодня после обеда состоится погребение. У нее сейчас достаточно хлопот…» Выйдя из машины, он прошел в сад. На звонок вышла Анна, проделав перед ним свой самый замысловатый реверанс.

— Ну конечно же, фрейлейн Фридеман дома, — поспешно ответила она на его вопрос. — Следуйте за мной.

Услышав шаги Фазольда, Карин тихо сказала:

— Это очень мило с твоей стороны, Вернер, что ты пришел. Теперь я мало кого вижу.

— А Петера?

— Его — конечно, — сказала она. — Сигарету?

— Нет, благодарю, — отказался художник со смущенной улыбкой и сел. — Если позволишь, лучше закурю мою трубку. Я пришел, чтобы выяснить недоразумение и извиниться. Я ведь был совершенно убежден, что именно ты сообщила фрау Коваловой о смерти родственников. Потом я с ней говорил еще раз. То была моя вина, что я ее неправильно понял, позвонил ей на самом деле Деттмар.

Карин безмолвно посмотрела на него.

— Ты укладываешься? — спросил он, увидев открытый чемодан. — Когда едешь?

— Вообще не еду. — Горькая улыбка исказила ее лицо. — Я распаковываюсь.

— Если речь идет о финансовой стороне, — настойчиво продолжал он, — ты знаешь, что я для тебя все…

— Я знаю, Вернер, — дружески прервала она его. — Но речь идет не только о деньгах…

— Тогда о чем же? — с тревогой спросил он и отложил труб ку.

— Есть еще зажигалка, — пробормотала она, — маленькая серебряная зажигалка. Я подарила ее Петеру…

— Я не понимаю тебя, — пробормотал Фазольд.

Она пристально посмотрела на него.

— У моего дяди была серебряная зажигалка с инициалами «ЭЛ», — медленно произнесла она. — Она принадлежала девушке, которая четыре года назад была убита в Турецком парке.

На дряблом лице Фазольда отразилась тревога.

— Ты думаешь, что он…

— Этого я не знаю. Я вообще ничего не знаю. Но именно поэтому я и не могу поехать в Грац на учебу.

— Ты хочешь отказаться из-за одного подозрения? — спросил Фазольд, который вновь овладел собой.

— Вчера вечером у меня был Петер. Зажигалку я отдала ему позавчера. Он уже был в полиции. Здесь, кажется, есть что-то еще…

— В полиции? — повторил Фазольд, бледнея. — Послушай, Карин. Ты думаешь, что твой дядя совершил преступление? Эта история в Турецком парке…

— Здесь кроется больше, Вернер, значительно больше, чем стало известно в последнее время. Он достал Лизе фальшивые документы и тем самым связал ее по рукам и ногам, он совершал сделки с ССА…

— Все это может оказаться недоразумением! — вскричал Фазольд. — Зажигалку можно получить самыми разнообразными путями. Лизе он определенно хотел помочь… А сделки… Карин, ты что, не знаешь, в каком мире мы живем?

Фазольд поднялся.

— Похороны в два? — спросил он. — Подвезти тебя на моей машине?

— Петер заедет за мной, благодарю, Вернер.

Фазольд распрощался и ушел. Некоторое время он просидел за рулем в глубокой задумчивости. Затем принял решение навестить Ковалову.

Конторка ее была закрыта. Неряшливо одетая женщина проводила Фазольда в комнату, утопавшую в море подушек и подушечек. У стены размещалась низенькая скамейка, накрытая пестрым пледом. Из-за высокой ширмы, на которой были изображены в неприличных позах голые человеческие фигуры, раздавались громкие стоны. Вскоре оттуда вышла массивная женщина в белой блузе с засученными рукавами. За ней появилась и Ковалова в халате, имевшем когда-то голубой цвет Она расплатилась с массажисткой, а домработнице, задержавшейся в комнате, дала понять, чтобы та убиралась ко всем чертям. Фазольд сел на скамейку, Ковалова расположилась на оттоманке.

— Готова афиша? — спросила она.

— Только в понедельник, — мрачно ответил Фазольд.

— Что же тогда привело вас сюда, уважаемый мастер? — продолжала она с иронией.

— Своим утверждением, будто Карин сообщила вам о смерти своих родственников, вы поставили меня в неприятное положение.

— Это я уже исправила, — весело отозвалась Ковалова.

— Если бы я только знал о ваших намерениях в связи с этой историей, — нервно произнес художник. — Вы что-нибудь имеете против Карин?

Ковалова громко рассмеялась.

— Я подозреваю, что вы здесь дергаете свои ниточки, — жестко произнес он — В последнее время вы относились к Вальтеру уже не так, как раньше. Если он этого не замечал, то я-то заметил. И если Карин теперь так о нем думает, то это определенно не без вашего участия.