Питер Чейни - Черный дуэт

Он находился шагах в пяти от Гелвады. Гелвада сказал:

— Позвольте, сеньор, прежде чем вы меня убьете, сказать вам одну интересную вещь. Это займет не больше минуты.

— Смотрите, не просрочьте время, — сказал Рохас. Гелвада сказал:

— Э, э… вот что…

Мгновенным движением он выбросил вперед левую руку. Шляпа упала. Вслед за левой рукой последовала правая, в которой что-то блеснуло. В воздухе просвистел нож, лезвие вонзилось в горло Рохасу. Все произошло в считанные доли секунды.

— Этому искусству я учился в вашей стране, — сказал Гелвада.

Рохас опустился на колени, выронил пистолет. Затем упал ничком.

Зрелище было ужасным.

Гелвада поднял свою шляпу. Нагнулся, взял нож, вытер лезвие о ярко-синий пиджак бывшего дирижера оркестра. Постоял посреди комнаты, надавил на кнопку, лезвие вошло в рукоятку. Он тихо вышел из летнего домика, притворив за собой дверь.

Кейн проснулся вовремя. Часы на камине приготовились пробить половину. Он сел, пригладил волосы. Разыскал номер телефона Сериллы, подошел к телефонному аппарату. Почувствовал страшную усталость и неприятную сухость во рту. Через несколько секунд он услышал голос Сериллы.

— Это Майклс. Чем вы меня обрадуете?

— Счастлив сообщить вам, — ответил полицейский офицер, — сейчас с вашим другом Галлатом все в порядке. По пути к отелю он был задержан полицейским патрулем; некоторые осложнения с паспортом, но сейчас все разъяснилось.

— А где я могу его повидать?

— Он остановился на улице Амброзио, 46. От вас минут пятнадцать ходьбы, но сейчас, я выяснил, он спит. Слишком много выпил. Очевидно, он предпочитает виски другим напиткам.

— Ваша любезность превзошла все мои ожидания. Надеюсь, мы увидимся, — сказал Кейн.

Он повесил трубку. Сел за письменный стол и написал Гелваде записку:

«Эрни, я связался с инспектором Сериллой из Полицейского Бюро… (далее следовал его адрес). Он разузнал о Галлате и сообщил, где его найти: улица Амброзио, 46. Иду туда. Если не вернусь, действуй согласно обстановке».

Он вошел в спальню к Гелваде. Положил записку между одеялом и пододеяльником, поправил постель. Закурил, надел шляпу и вышел.

Гелвада открыл белую дверь. Хорошо, что Рохас не захлопнул ее.

Прежде чем войти в комнату, он задержался в прихожей. Осмотрелся. Вспомнил о том времени, когда вот так же на мгновенье останавливался под этим матовым абажуром.

Трудно поверить, что Марандаль, как и раньше, жила здесь. Она ведь перелетная птица. Подписала контракт — и нет ее. Но, возможно, из-за войны она вернулась именно сюда и сняла тот самый дом, в котором жила много лет. Допустим, она здесь. Но тогда при чем здесь Рохас? Неужели он мог понравиться ей? А вдруг она с ним заодно? Гелвада повеселел. В таком случае он сумеет что-нибудь узнать.

Без стука он открыл дверь в любимую комнату Марандаль. Он стоял и глядел на Марандаль. Губы его улыбались. Да, она была по-прежнему прекрасна, даже еще красивей.

Она раскладывала пасьянс на маленьком столике. Подумать только, испанский пасьянс в шестом часу утра — это было в ее духе.

Профиль ее был хорошо очерчен на фоне розового абажура. На ней был бледно-розовый халат. Талию стягивал широкий шарф. Из-под халата виднелись маленькие изящные ножки в голубых сандалиях. В светлых волосах торчал высокий испанский гребень.

Гелваде понадобилась секунда, чтобы охватить все это взглядом. Марандаль увидела его и выронила карты из рук. Какое-то мгновение в ее взгляде было только удивление, затем резким движением она оттолкнула столик, схватила подвернувшуюся под руку вазу и запустила в Гелваду. Удар пришелся по скуле. Тонкая струйка крови побежала по его щеке, по шее, за воротник.

За все это время он не сделал ни одного движения. Он не пошевелился и тогда, когда следом за вазой последовала сама Марандаль, которая вцепилась в него, как кошка.

И лишь когда его глазам стала угрожать явная опасность, он позволил себе отклонить голову.

Марандаль начала говорить:

— Святая дева Мария, — прошептала она. — Помоги мне. — Она изложила упомянутой деве, что именно хотела бы сделать с Гелвадой.

Он отметил, что мягкий, чуть хрипловатый тембр голоса у нее совсем не изменился.

Взгляд ее упал на марокканскую саблю, висевшую на стене, он вовремя перехватил его и, прежде чем она сделала шаг в том направлении, крепко сжал кисти ее рук.

Гелвада стал говорить мягко и спокойно, по-испански, с нотками глубокого сожаления и горя.

— Моя дорогая, не нужно так волноваться. Я вполне понимаю твои чувства. Но, поверь мне, речь сейчас идет о твоем благополучии, может быть, даже жизни. Я понимаю, что самым сокровенным твоим желанием является желание убить меня. Я даже сознаю, что заслуживаю эту участь. Так что твой здравый смысл должен подсказать тебе, что раз уж я вернулся, то либо предпочитаю смерть от твоей руки, либо действительно хочу сообщить тебе нечто очень важное.

Речь Гелвады произвела впечатление.

Она взглянула на него глазами фиалкового цвета, в которых сквозь не остывший еще гнев проглянул нескрываемый интерес.

В эту минуту она была дьявольски хороша.

Гелвада вздохнул.

— Пусти меня, негодяй!

— С удовольствием, — ответил он.

Они стояли посреди комнаты, глядя друг на друга. Затем она сказала все, что думает о Гелваде. Он ее не прерывал. Он научился терпению. Спустя некоторое время Марандаль замолчала, ей не хватало воздуха в легких. Гелвада воспользовался передышкой и заговорил:

— Марандаль, теперь выслушай меня. Я вернулся сюда… Вернулся, чтобы предупредить тебя.

— О чем предупредить? — спросила она.

Лицо Гелвады приняло выражение полнейшего раскаяния и смирения. Эффект усугублялся следами повреждений, нанесенных его внешности.

— С тех пор, как я покинул Лиссабон, — сказал он, — я не был счастлив. С годами я понял: для меня существует на свете только одна женщина — ты. Я потерял тебя, потому что был дураком. Мне просто необходимо тебя повидать. Ради тебя самой.

Она села на кушетку.

— Эрнест, — сказала она. — Ты просто страшен. Пойди вымой лицо.

Гелвада медленно вышел. Он улыбнулся. Первый раунд он выиграл.

Он прошел в ванную, вымыл лицо, одеколоном прижег пораненные и поцарапанные места. Постепенно в нем крепла уверенность в том, что Рохас и Марандаль работали на одних хозяев. Первый, возможно, из-за каких-то своих принципов, вторая ввиду полного отсутствия таковых.

Он вернулся в комнату. Марандаль сидела на кушетке. Он подвинул стул поближе и сел, не спуская с Марандаль восхищенного взгляда.

— Я обожаю тебя, дорогая! Поэтому я здесь, — произнес Гелвада. — Ты веришь этому?

— Эрнест, — сказала она. — Я знаю тебя как первого лгуна в Европе. Но, несмотря на это, я хочу, чтобы ты продолжал.