Александр Дав - Эффект Бандерлогов

– Ну, что ж… Пойдёмте… Объясните.

Они зашли в комнату. Остальные проверяющие остались за дверью вместе с бригадиром. Маленькая неубранная комнатёнка была метров девять по площади. Не больше. Стол, четыре стула. На столе древний компьютер. Саша подошёл к столу, порыскал в ворохе бумаг. Оторвал клочок от одной из них и, не говоря ни слова, нарисовал большой знак вопроса. Парень хмыкнул. Закрыл свой переносной компьютер и, почесав, совсем как-то по— деревенски, за ухом, поднял вверх четыре пальца левой руки. Саша смотрел на руку молча. Он понимал, что отдать четыре трудодня всей бригады, значит оставить людей без дополнительного пайка, на целых две недели. Не выдержат без мяса и сахара. Надо действовать. Попробовать торговаться? Он посмотрел, оценивая представителя Фронта Народного Спасения.

Молодой, наглый, видно – из деревенских. Не идейный. Можно попробовать.

Бывший полковник поднял вверх два пальца, пожав при этом плечами. Колебался проверяющий недолго. Крякнул, что-то пробурчал и сказал, выходя из комнаты:

– Ладно…

Председатель вышел за ним следом. Проверяющие быстро собрались и укатили на большом армейском УАЗе «Патриот».

Арам подошёл к председателю.

– Сколько? – виновато спросил он.

Председатель махнул расстроенный рукой и показал Араму два пальца.

– Ничего, отработаем… Ещё по-божески… У нас резерв неучтённый остался… Я в базу не вносил ночные выходы на аврал… Как-то выкрутимся…

– Но два трудодня – это сто двадцать дней на бригаду! Куда им столько? Людям как объясним? Ты же помнишь – от каждого… это, и каждому по труду… – Саша грустно улыбнулся.

– Да… Но если бы не приписали, хуже кончилось бы… А так, хоть бумаги в норме… – Арам подмигнул Саше. – Я пойду, командир. Ноги гудят… да и…

– Иди, конечно. Отдохни… Антонине – привет… Знаю – к ней. Правильно… Хорошая она у тебя.

– Ей скоро вольную полную обещали. Приглашу на свадьбу. Разрешение пока не получил. Но как статус ей поменяют, сразу попрошу…

– Спасибо… – Полковник поднял воротник и зашагал в направлении своего флигеля.

Вот уже третий год почти прошёл после этого чёртового катаклизма. Третий год какого-то всеобщего безумства. Когда это всё началось – думали ненадолго. Вначале всех пугали тяжёлым международным положением. Все каналы вещали одно и то же: планы США и Запада по оккупации России, всемирный заговор против руководства страны, внутренняя пятая колонна. Телевидение превратилось в сплошной пропагандистский поток. Причём люди, которых раньше и заподозрить нельзя было в слабоумии или крайней симпатии к сталинизму, вполне серьёзно говорили о возвращении методов чисток рядов, выявлении врагов народа, выселении неугодных. И это не было признаком плохого тона. Почему? Саша искал ответ, но не находил. Однажды он услышал понравившуюся версию от бывшего ректора университета, которого после лагеря и полутора лет заключения направили к нему на хутор. Профессор был худой и вспыльчивый, однако вполне себе бодрый, несмотря на перенесённое заключение и стресс «разоблачением» его, как западного агента.

Он пришёл к Саше на беседу… Такие собеседования председатель проводил всегда лично с вновь прибывшими. Профессор был замкнут, опаслив, небрит и подозрителен. На вопросы отвечал, кивая при этом головой то ли вниз, то ли в бок. Так, что было не понять, положительный даёт ответ на вопрос или отрицательный. Вопросы были стандартные, разработанные Главком Хозколтруда. Велась аудиозапись беседы со вновь прибывшими «на перековку», как любили называть партаппаратчики принудительные работы в сельском хозяйстве.

Перед Роммелем сидел ещё не старый человек. Одет в обычную, для его положения, одежду – серая роба, чёрные ботинки. Шапку он мял в руках.

– Ваше имя, фамилия, отчество? – отчётливо произнёс Саша.

– Кудинов… ой… простите меня… Я забыл… Нельзя… я сначала, – и профессор, оглядываясь по сторонам в поиске, видимо, записывающего «уха», отчётливо сказал:

– Бронштейн… Эммануил Аронович… – и, подумав немного, добавил: —Я по жене Кудинов… так при росписи… она попросила. Ну, у неё отец был категорически против… Вот я и взял её, ну то есть жены – фамилию. Но сейчас, в свете борьбы за чистоту расовых приоритетов… вы понимаете… Я не вправе, так мне объяснили ещё при задержании, использовать фамилию жены…

– Не волнуйтесь вы так, – успокоил его председатель Саша, – личное дело передо мной. Всё вижу. Но форма опроса утверждена, – и бывший полковник развёл, извиняясь, руками. Видеозаписи не было. Фиксировался только звук. Вначале предполагалась и видеозапись, но выделенные деньги растворились в чиновничьих кабинетах. И на видео их не осталось. Отчёт успешно прошёл наверх, а контроль был возложен на того, кто эти деньги и присвоил.

– Род занятий до ареста? – вопрос Саша задал казённо, без лишних эмоций и удивлений. А удивляться было чему. По анкете – Кудинов – Бронштейн значился, как требующий постоянного контроля, своенравный, неуравновешенный, с обострённым чувством своего величия. Такую глупость мог написать только слабо образованный идиот или преданный патриот из ФНС.

– Молекулярная физика, – ответил Кудинов – Бронштейн, – профессор… преподавал в вузах… многих… научные работы, статьи… Но… это мало интересно.

На зоне – разнорабочий, – Эммануил Аронович пожал плечами и добавил с упрёком, как показалось Саше, – разнорабочий доктор наук… Бред, да и только.

– Ну, почему же бред? У меня в бригаде сортировщиков пять кандидатов и два доктора наук… Вот так, – председатель Саша грустно вздохнул.

Он задал необходимые вопросы. Получил стандартные ответы и, закрыв файл компьютера, где размещалось личное дело профессора Бронштейна, предложил выйти:

– Пойдёмте, представлю вас бригадиру.

На улице разговор пошёл по другому руслу.

– Эммануил Аронович, мне передали о вас информацию мои друзья. Можете не опасаться. Я хорошо знаком с Зюлькиндом Романом.

Профессор засуетился, оглянулся несколько раз. С Романом Зюлькиндом он был знаком по совместной работе в лаборатории Кривых. Хороший, добросовестный парняга. Когда профессора обвинили в пособничестве какой-то там разведке, он не понял даже какой, Роман был один, кто высказал сомнение по этому поводу. И поэтому, сейчас услышав от председателя знакомое имя – он облегчённо вздохнул. Закивал головой и далее пошёл рядом с председателем.

Роммель, кутаясь в поднятый воротник, продолжал: – Постараюсь найти для вас нечто, так сказать, приличное… в конторе.

Профессор не ответил, только опять пожал плечами. Пройдя шагов пятьдесят, Саша неожиданно задал вопрос:

– А вот скажите – что вот это?