Питер О'Доннелл - Недоступная девственница

Лицо сержанта начало багроветь, и тут в разговор вмешался Джон Мбарраха.

— Доктор Пеннифезер сказал это в запальчивости, сержант. Он очень устал. Позвольте, пожалуйста, мне, — он повернулся к Джайлзу, — мне очень жаль, Джайлз, но этот спор зашел достаточно далеко. Если мы не подчинимся, они закроют миссию, церковь, школу — все, что у нас есть. А о больных не беспокойтесь. Пока не приедет новый доктор, мы с Эйнджел будем ухаживать за ними.

Джайлз бессильно опустил свои длинные руки, на лице его застыло недоумение. Наконец он пожал плечами и удивленно улыбнулся.

— Надо же, я снова безработный.

Полицейский сержант уже смотрел на Модести.

— Это та самая женщина, мистер Мбарраха?

— Да, сержант. Она нам очень помогла.

Папка несколько раз хлопнула по голенищу высокого форменного башмака.

— У вас есть виза?

— Нет. Я не собиралась к вам в гости, но мне пришлось сделать вынужденную посадку. Мистер Мбарраха сообщил об этом властям.

— Сейчас ваш самолет в порядке?

— Да.

— Тогда вы улетите сегодня. Вы не можете находиться здесь без визы, это тяжкое нарушение закона, — он сделал папкой жест в сторону миссионера и многообещающе добавил: — Я вернусь завтра, мистер Мбарраха.

Когда машина с ревом тронулась, оставляя позади густой шлейф пыли, Джайлз недоуменно пробормотал:

— Господи, можно ли быть таким болваном? Не выношу надменных типов. Пойду-ка я напишу записку новому доктору.

Он было собрался идти, но вдруг замер, словно пораженный внезапной мыслью.

— Слушайте, Джон, как, скажите на милость, я уеду? Я должен был получить в банке зарплату за восемь недель работы… А обратная дорога в Англию? Африканская миссия мне ее оплатит?

Джон Мбарраха провел рукой по своим густым кудрям.

— Конечно, Джайлз, но потребуется время.

— Он может полететь со мной, — сказала Модести, — я возвращаюсь в Лондон.

Джайлз засиял от удовольствия.

К полудню Модести упаковала вещи и вышла попрощаться с Джоном и Эйнджел, которые возились возле свежих могил на маленьком кладбище за церковью.

К кресту на одной из могил была прибита фанерная табличка с выжженной на ней надписью:

НЕИЗВЕСТНЫЙ ИНОСТРАННЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН ПОКОЙСЯ В МИРЕ

— Неизвестный? — Модести кивнула головой на крест.

Джон задумчиво потер ладони.

— Белый. Мы с Эйнджел подобрали его на дороге.

— Истощение?

— Он был страшно изранен, его пытали.

— Какой-то ритуал? Племя людей-леопардов? — спросила Модести.

— Слава Богу, в нашем районе ничего такого нет. Мы не знаем, откуда этот человек появился, но тело его было сознательно истерзано человеком, так сказал доктор Пеннифезер.

Модести вновь взглянула на могилу и задумалась. Это было очень странно. Правда, в Африке каждый день случаются тысячи странных событий. Ничего удивительного, что никто не сумел опознать «иностранного джентльмена».

Модести простилась с Мбарраха, погрузила чемоданчик в самолет и пошла к больнице встретить Джайлза. Проблема лишнего веса не встанет, подумала она. У Джайлза лишь древний чемодан, больше похожий на пиратский сундук, да медицинская сумка.

При мысли об этом она улыбнулась: это была самая гигантская медицинская сумка, какую она когда-либо видела, — потертое чудовище из исцарапанной кожи, размером с самого Джайлза. Сумка раздувалась от торчащих во все стороны допотопных инструментов, которые он раздобыл неизвестно где, ее бока распирали коробки с лекарствами и неведомыми медицине химикатами. Большая часть лекарств представляла собой окаменевшие остатки препаратов, отвергнутых современной наукой, но Джайлз был не из тех, кто принимает на веру доводы авторитетов, и потому пользовал своих пациентов исключительно этими снадобьями, в которые верил как в самого себя.

К великому удивлению Модести, у хижины стоял автомобиль, покрытый толстым слоем дорожной пыли. Окажись на его месте обычный для этих мест полуразвалившийся драндулет, в этом не было бы ничего странного. Но большой «шевроле»…

Похоже, новый доктор уже приехал, подумала Модести, тот самый новый доктор, которому правительство предоставило шикарную машину.

Модести была всего в десяти шагах от хижины, когда из раскрытой двери послышался сдавленный вопль и равнодушный, хорошо поставленный голос произнес по-английски: «Мы хотим знать каждое слово, которое он вам сказал, доктор. Вы уж постарайтесь вспомнить».

Движения Модести остались размеренными, но нервы и мышцы начали работать с полной нагрузкой, словно в подсознании включился компьютер боя и приступил к анализу набора фактов — известных и предполагаемых. Шаг — и компьютер моделирует ситуацию, еще шаг — обработка новых данных:

«Сколько их сейчас с Джайлзом? Это сказать невозможно, но явно не один. Один взгляд в окно — и все было бы ясно, но если ее заметят, помочь Джайлзу будет труднее. И для разведки потребовалось бы время — а как остаться холодным бездушным автоматом, если в эти минуты его будут мучить? Значит, остается дверь. Хотя на внезапность рассчитывать сложно: если кто-то контролирует дверь, меня увидят, а значит, шансы на успех сократятся».

Когда до двери оставалось три шага, Модести начала проговаривать приготовленную фразу:

— Джайлз, ты уже готов? Пока светло, я хочу сделать как минимум триста-четыреста миль и…

Она уже была в дверном проеме — резкая остановка, изумленный возглас, глаза широко раскрыты, словно от неожиданности.

Двое. Один стоит над Джайлзом, нежно проводя ему по подбородку кастетом, надетым на правую руку. Плотный, коренастый, бычья шея, круглое лицо, черные волосы подстрижены по-армейски коротко. Очень сильный. Из числа крепышей с мгновенной реакцией. Редкий экземпляр. И опасный. Глыба из тренированных мышц.

В левой руке пистолет, направленный дулом в пол.

«Кольт», определила Модести, «кольт» с укороченным дулом, снятой курковой скобой и спиленным взводным шпеньком. Профессиональный пистолет, усовершенствованный так, чтобы его можно было моментально выхватить. На мужчине был светлый пиджак, и Модести знала, что под ним кобура, приспособленная для этого «кольта».

Второй выше ростом. В черной рубашке с короткими рукавами и обтягивающих брюках цвета ржавчины. Аккуратно причесанные серебристые волосы. Ухоженное, немного надменное, почти равнодушное лицо юноши. В чем фальшь: в волосах старика или лице молокососа? Модести бросила взгляд на кисти рук и шею. Лет тридцать-тридцать пять.

Возможно, он не столь опасен, как крепыш, но его не следует сбрасывать со счетов. Пистолета при нем нет. Кобура под рубашкой была бы видна, да и с изящного пояса не свисает ничего подозрительного. Однако передний прорезной карман брюк показался Модести необычно широким. Из него выглядывало что-то длинное и округлое, похоже — нож с выбрасывающимся лезвием.