Борис Соколов - Абхазская повесть. (Художник С. Бродский)

Читая анкету, Чиверадзе удивился с какой легкостью Майсурадзе, после советизации Грузии менял места работы. За десять лет он успел побывать в торговой сети, в артелях промкооперации, Грузлесе, Грузтабаке. Там же был принят кандидатом в члены КП(б) Грузии («Проверить, кто его рекомендовал!»). В 1929 году направлен на работу в Абхазию для укрепления аппарата Абтабсоюза («Проверить, кто направил!»). Но если эти места работы были описаны подробно со ссылками на номера приказов о назначениях, переводах и премированиях, то в годы дооктябрьского периода, несмотря на то, что Майсурадзе был уже взрослым человеком, он, судя по анкете, не работал и «жил на иждивении родителей». Совсем не ясно, что делал в годы меньшевистского господства («Не работал? Сомнительно! Запросить Тифлис!»). Каково его окружение здесь, в Табсоюзе и в городе? Что за странные у него отношения с этим инженером СухумГЭСа Жирухиным? («Кстати, почему молчит о нем Москва?»). Дверь кабинета Чиверадзе приоткрылась.

- Разрешите? - спросил появившийся в дверях сотрудник.

- Да. Что у вас?

- Слухачи перехватили морзянку из Афона!

- Открытым текстом?

- Нет, шифром.

- Как только закончат расшифровку, давайте сюда! - приказал Чиверадзе.

- Есть!

Оставшись один, он продолжал читать. Его заинтересовало, что, будучи вполне здоровым, Майсурадзе не служил в царской армии, хотя в первый год мировой войны ему было двадцать четыре года, а к концу войны, когда нехватка в «пушечном мясе» была особенно велика - двадцать восемь. «Предположим, откупился, - подумал Иван Александрович, - ну а при Временном и при меньшевиках - тоже откупился или «на иждивении родителей»? Или служил в Народной гвардии, а то и в особом отряде Джугели? («Срочно проверить по архивам все эти годы!»). Наград не имеет («Ясно, откуда же!»). Не судился. Да, таков старший инструктор Абтабсоюза. Не слишком ли часто он ездит в Москву и Тифлис? Не слишком ли много, даже для инструктора, разъезжает по районам? И потом, это странное пристрастие к «бывшим», посещение их, долгие беседы. Наконец, встреча с приехавшим из Москвы, из ВСНХ, Михаилом Михайловичем Капитоновым на квартире у председателя Абтабсоюза Назима Эмир-оглу. Странная встреча, поздно вечером, с тщательными проверками при подходе к дому Назима. И после полуторачасовой встречи - уход по одному. На другой день, встретившись у Курортного управления, они даже не поздоровались, хотя прошли один мимо другого буквально в двух шагах. Капитонов даже отвернулся! А приезд Майсурадзе в Эшеры и его посещение Дзиапш-ипа («Предстоящий допрос, вероятно, подтвердит это!»). Нет ли связи между приездом его в Эшеры и ранением Чочуа? Или это странное, но совпадение! И, наконец, периодические свидания Капитонова с Жирухиным, вплоть до сегодняшней пьянки в «Рице». Подождем до утра, когда станет известно, как и куда они разошлись после ресторана.» Звонок телефона прервал его мысли.

- Да, слушаю. Здравствуй, дорогой, как раз вовремя! Заходи.

Положив трубку, Иван Александрович поднял ее снова и попросил соединить его с квартирой главврача. К телефону долго не подходили, и Чиверадзе хотел уже повесить трубку, когда, наконец, сонный женский голос произнес: «Кого надо?» Чиверадзе попросил Шервашидзе.

- Здравствуйте, Сандро, - сказал он, когда отозвался сам хозяин, - простите за поздний звонок. Как наш больной?

- Что больной?! Больной хочет домой! Недисциплинированный пациент!

- И вы думаете, что…

- Я думаю, - перебил его Шервашидзе, - что через несколько дней его действительно лучше перевести домой. Так дней на десять. А потом отправить куда-нибудь в санаторий, чтобы он понемногу привыкал к людям… и к своей физической неполноценности. Все равно следить за ним и лечить его мы будем и дома и в санатории. А негоспитальная обстановка свое возьмет.

- Может быть, настало время устроить встречу с женой? - спросил Чиверадзе.

- Я только что хотел это предложить, - ответил Шервашидзе.

- Ну вот, видите, какое у нас взаимопонимание, Сандро! Вот только насчет физической неполноценности - не согласен. Настоящий советский человек, а тем более коммунист, во всех случаях останется полноценным членом социалистического общества. Полезным и нужным! - подчеркнул Чиверадзе.

- Но, как врач…

- Вы не правы и как человек, и как советский врач. Но мы еще вернемся к этому разговору. Спокойной ночи!

Едва успел Чиверадзе закончить беседу с Шервашидзе, как в кабинет постучали.

- Войдите, - сказал Иван Александрович. В кабинет вошел Обловацкий. - Здравствуй еще раз, Сергей Яковлевич, - сказал Чиверадзе, - Иди, садись. Рассказывай подробно о встрече в «Рице», о пьянке. - Иван Акександрович засмеялся. - Имей ввиду, я в курсе, мне уже звонили.

- Ну, раз звонили, делать нечего, придется говорить правду, - улыбаясь, развел руками Обловацкий.

Он сел и, не торопясь, останавливаясь на деталях, рассказал о встрече с компанией Жирухина.

- Ты только подумай, какая сволочь! - не сдержался Чиверадзе, когда Обловацкий рассказал ему о разговоре. - Говоришь, нагло вели себя? - и в ответ на утвердительный кивок, спросил: - Так кто был? Михаил Михайлович - это Капитонов, из Москвы, знаю мало-мало, как говорят в Батуме. Интересная птица! Потом Василий Сергеевич - Тавокин, инженер Главэлектро, тоже гусь порядочный! Потом наш общий знакомый Александр Семенович Жирухин. А кто же четвертый?

- Он все больше молчал и пил вино, я так его и не «разговорил», - нахмурился Сергей Яковлевич.

- Смотри, какой неразговорчивый! - рассмеялся Чиверадзе и вызвал дежурного.

- Когда позвонит Леонов, пусть срочно зайдет ко мне, - сказал он вошедшему сотруднику. - Ну, а дальше? - снова обратился он к Обловацкому.

Сергей Яковлевич сказал о том, что у ресторана видел Пурцеладзе.

- Только его, а остальных?

- Других не видел, а были?

- Конечно, были. Дорогих гостей надо проводить домой, чтобы их кто-нибудь не обидел, - Чиверадзе немного помолчал и, улыбаясь, многозначительно добавил: - мне Василий Николаевич с Бахметьевым голову оторвут, если я не буду внимателен к гостям.

- Иван Александрович, - внезапно перебил Обловацкий. - Я хотел вам сказать… Тяжело ей. Мечется она. Помочь надо человеку.

- Это ты о ком? - спросил Чиверадзе.

- О Русановой, жене Дробышева, - пояснил Сергей Яковлевич.

Чиверадзе внимательно взглянул на него, как-то весь собрался, лицо его стало строгим, на лбу легла глубокая дорожка. Потом усталые глаза его потеплели. «Знает, - подумал Обловацкий, - ей-богу, знает». - И продолжал вслух:

- Помочь надо человеку! Ну, ошиблась, так что ж, добивать ее? Вот мы шли с нею, - заторопился он, - она мне все рассказала. Понимаете, все. И ведь чужому человеку! Думаете, легко ей было? Простить ее нужно, - волнуясь, говорил Обловацкий. - А если не простить, так сказать все прямо, не мучить неизвестностью и ожиданием. Неужели Федор не понимает этого? И вы тоже?