Борис Соколов - Абхазская повесть. (Художник С. Бродский)

- Где найти мне Алексея Ивановича, отец? - нарочно назвав Нифонта его мирским именем, спросил Строгов.

- Полюбился он вам? - улыбаясь, спросил монах. - Сейчас пошлю отрока, приведет его сюда.

Он повел Строгова в свою комнату, которая служила ему винодельческой лабораторией, жильем и молельней, и попросил обождать. Но посылать за рыбаком не пришлось. В дверь постучали, и открыв ее, старик увидел Нифонта.

- Легок ты на помине, - сказал Мелитон. - Давешний гость тебя ищет.

Нифонт с озабоченным лицом вошел и поздоровался.

- Нужен ты мне, Николай Павлович, - негромко сказал он Строгову, когда Мелитон отправился за вином, чтобы угостить их.

Строгов выжидательно смотрел на рыбака.

- Выйдем отсюда, поговорим, - продолжал Нифонт и потянул Строгова за рукав к выходу. В дверях он приостановился и обернулся к Мелитону, который уже возвращался с кувшином вина и стаканами.

- Погоди, отец, мы скоро придем.

Выйдя из винницы и пройдя небольшую площадку, они приблизились к широкой каменной лестнице. Окруженная ровными рядами старых кипарисов, она круто уходила от приморского шоссе вверх, к монастырскому собору.

Присев на камне, старик вполголоса сказал:

- Садись, милый, поговорить надо.

Оглянувшись еще раз, он повернулся к Николаю Павловичу и, глядя на него в упор, понизив голос до шепота, спросил:

- Ты большевик, прямо скажи?

В его взгляде были и вопрос, и ожидание, и, как будто, надежда.

Николай Павлович колебался только секунду.

- Да!

- Я так и думал, - с облегчением сказал рыбак. - Ну, так послушай. Вот прошлый раз сказывал я тебе про настоятеля. Что приезжают к нему, яко тати. Вот и ноне приехали двое. Живут там, - старик мотнул головой на блестевшую на солнце шапку собора, - таятся. Днем не выходят. Настоятель третьеводни ночью у них гостевал. А вчерась от него ходок пошел на Псху.

- Ты подожди, Алексей Иванович, давай по порядку, - остановил его Строгов. Он почувствовал, что приезд этих двух неизвестных всколыхнул монастырь, привел в движение какие-то силы, и необходимо выяснить обстановку более подробно.

- Когда они приехали?

- Да в ночь, как мы с тобой расстались!

- Откуда приехали, не слышал?

- Сказывали - из города.

- А примет их не знаешь? - и, заметив, что старик его не понял, он пояснил: - Ну, какие они?

- Один толстый да важный такой. Все себя по лысине гладил. С портфелем. В обращении, видать, строгий. Другой попроще. Веселый такой. А вечор приехал милицейский начальник из Гудаут. Ну, в духане-то они и встретились. Как будто невзначай. Пили, ели, да говорили.

- Как выглядит этот, из Гудаут? - спросил Строгов.

- Да главный там, старый уже, с седой бородой, Гумба по фамилии. Я и подумал: не должен он хлеб-соль есть с такими, как эти, что потайно с настоятелем видаются.

- А о чем говорили, не слыхал?

- Не. Вначале все тихо говорили, а как выпили, все тосты начали подымать, а Гумба все хвалился да грозился.

- Он один приезжал?

- Двое с ним. Тоже такие, как он, милицейские, только молодые.

- И долго были в духане?

- Да часа два, а потом поручкались и обратно.

- Ты сам видел?

- А как же! Главный сильно хмельной был, все сесть в седло не мог.

- Узнаешь, если увидеть придется? - спросил Строгов.

- А как же!

- А откуда ты его фамилию знаешь? - поинтересовался Строгов.

- Как уехали, я у людей спрашивал, они и сказали. Он не впервой сюда заезжал, только ранее в гражданском все больше ходил. Ты шукни в городе, кому следовает. У них дружба-то неспроста, как я считаю.

- Пили где? В ресторане внизу, что ли?

- Эге, там! Где станция автомобильная. Сам заведующий им все подавал. То из кабинету не выходит и с людьми не разговаривает, а тут заместо лакея прислуживал. А ишо говорили, что партийный! - он сокрушенно покачал головой.

- А на Псху кто пошел? - Из монастырских кто-нибудь? - продолжал допытываться Строгов.

- Нет. Тут ден пять тому приехал какой-то отдыхающий. Не здешний, из России. Ходил, хозяйство совхозное смотрел, все удивлялся и хвалил, как тут-де монахи работали. А как стемнело, пошел в домик к настоятелю и заночевал там. А утром ушел на Псху. Настоятель провожатого ему дал.

- Кто с ним пошел?

- Да один из схимников. Там в пещерах их много.

- Ну? А кормит их кто?

- Что нужно схимнику-то? Вода да фрухта. Этого там много. А сухарей верующие принесут.

- Разве они там есть?

Нифонт посмотрел на Строгова с удивлением.

- А то как же. На их век хватит!

- Ну, а ты сам на Псху был? - спросил Николай Павлович.

- Бывал. Еще когда монастырь был, хаживал. А в прошлом годе - я уж в мир ушел - позвали меня. Настоятель просил помочь. Груз какой-то переносили. Не знаю, что там было, все тяжелое. В брезентовых мешках уложено плотно, зашито наглухо и плечевые ремни приторочены. Шло нас к перевалу восемь человек, все крепкие да сильные. Дорога туда хоть не дальняя, а трудная. Всю ночь шли. Раньше ходили через хребет, до селения, а в тот раз дошли только до вершины, оставили те мешки на перевале и назад воротились.

- А с грузом кто остался?

Старик пожал плечами.

- Да никто. Мешки в кустах положили, рядом с тропою, ветками прикрыли, посидели, отдохнули, да и назад.

- Да что в них было-то? Неужели не поинтересовался? - с досадой допытывался Строгов.

- Нет. Мне ни к чему, - сказал Нифонт.

- Ну ладно! А теперь скажи, почему ты мне все стал рассказывать про настоятеля и прочее? - полюбопытствовал Строгов.

Старик насупился.

- Почему да почему? Люди они не наши, неладное что-то у них там затеяно. Нам все видно.

- А почему же ты догадался, что я большевик? - продолжал допрашивать Николай Павлович.

Нифонт в ответ хитро улыбнулся.

- Ты думаешь, наш брат ничего не понимает? Давеча, как ты меня спрашивал про то, про другое, я заприметил - неспроста это. Даром, что ли я столько годов на свете живу? Молод ты еще, Николай Павлович, меня, старика, провести.

Строгов рассмеялся.

- Ну вот хорошо, Алексей Иванович. Тогда не будем таиться. Ты вспомни, кто с тобой ходил. И расскажи все, что про Псху знаешь. - Он наклонился к рыбаку: - Может быть, нам с тобой сходить туда придется! Только про наши разговоры и про меня - молчок.

- Что ж я, не понимаю, что ли? - обиделся старик.

Отец Мелитон несколько раз выходил из винницы. Поглядывая на сидевших у парапета и потоптавшись в дверях, он пакачивал головой и, сутулясь, уходил обратно.

Солнце быстро приближалось к горизонту, готовое коснуться потемневшей воды, зажечь ее и после короткой вспышки потухнуть, а Строгов и старик все сидели на камнях и говорили, говорили.

Беседа была интересной. Николай Павлович все время что-то записывал в свой блокнот.

Готовясь к допросу Дзиапш-ипа, Чиверадзе внимательно просмотрел архивные материалы, но они не много прибавили к тому, что он уже знал об этом старинном абхазском роде. Роясь в архивах, он наткнулся на эпизод с посылкой дипломатического посольства в Англию и Францию. Случилось это в первой половине прошлого века, во время борьбы горцев с русским царизмом. Посольство было послано изнемогавшими в борьбе западногорскими племенами за помощью. Пребывание посольства в Париже и Лондоне произвело фурор. Французов и англичан, падких на все экзотическое, поразили оригинальные костюмы, серебряное и позолоченное оружие, гордость и восточная вежливость посланцев далекого, таинственного Cavcasa. Газеты были полны описаний черкесов. Государственные деятели Соединенного Королевства, далекие от романтизма и поэтических воздыханий, на одном из деловых приемов предложили делегации признать власть Англии, обещая взамен помощь вооруженной силой и оружием. Плата за помощь была слишком велика, и делегаты вернулись домой, не приняв предложения. Во главе посольства стоял Измаил Баракей-ипа Дзиапш, из абхазского племени убыхов. Потомок этого дипломата, так гордо отказавшегося от покровительства английской короны, ждал теперь вызова Чиверадзе, чтобы решить свою судьбу найти свое место в жизни родного народа.