Андрей Ветер - ЛУЧШИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ

– Юра! – крикнула она и резко встала из-за стола и опрокинула табурет.

В следующее мгновение дверь рывком открылась. Громко прозвучали шаги тяжёлых зимних башмаков. В дверном проёме появилась присыпанная снегом мужская фигура. Освещённая лампой сзади, она тонула в сумраке коридора. Черты лица были неразличимы за высоко поднятым воротником и низко надвинутой меховой шапки.

– Кто это? – Таня отступила на шаг и нащупала рукой край стола, чтобы опереться. У неё ослабли ноги.

Вошедший протянул руку к выключателю и зажёг свет. Это был Полётов.

Таня приложила руки к груди, словно желая унять разошедшееся от волнения сердце, и покачнулась.

– Ты?

– Я. – Полётов внимательно смотрел на неё. На настороженном лице застыло ожидание. – Здравствуй, – произнёс он глухо.

– Ты жив? – глаза Татьяны заблестели радостью и неверием. – Ты живой!

– Да. – Полётов быстро шагнул к ней и обнял. – Прости, что так получилось. Прости, что устроил этот цирк, не предупредив тебя. Но я не мог допустить, чтобы кто-нибудь знал…

– Господи, ты живой! Ты здесь! – она теребила его за воротник, гладила лицо, целовала руки. – У тебя щетина.

– С моей стороны это было бесчеловечно, но я не мог иначе. – Полётов пытался обнимать её, но Таня высвобождалась, отступала, смотрела на него, всё ещё не веря в реальность его присутствия.

– Ты живой! А я и не верила, что ты погиб. Я даже Костякову об этом говорила. Я же видела, что пальцы не твои, руки не твои, – шептала она.

– Какие пальцы?

– У покойника в морге… Который с твоими документами…

– Ты Павлу на это указала? И что он?

– Отмахнулся, сказал, что у меня просто нервы и что моё неверие вполне объяснимо.

– То есть он не усомнился?

– Нет, – Татьяна отодвинулась, разглядывая Юрия. – А разве это не ваш совместно устроенный маскарад? Нет?

– Никто в этом не принимал участия. Никто не знает, что я жив.

– То есть… А я думала… Последние дни я всё время думала об этом и решила, что вы для какой-то надобности инсценировали гибель Полётова…

– Я сам всё сделал. Никто из управления не догадывается…

– Сам? Зачем?

– Чтобы исчезнуть. Чтобы перестать для всех существовать. Для всех!

– Не понимаю.

– Пойдём в комнату, – он быстро прошёл по коридору. – Задёрни шторы.

– Юра, расскажи мне всё по порядку. Зачем ты устроил всё это? И как тебе удалось?

– Удалось легко. В нашей конторе есть хорошо отработанные способы, чтобы проворачивать такие дела. Есть немало людей, которых по разным причинам надо объявить скончавшимися, чтобы спрятать их от общественности и от чужих разведок… Заранее договариваются с милицией о том, чтобы они подобрали какой-нибудь бесхозный труп соответствующего роста и комплекции. В общем, это дело техники… Помнишь, я рассказывал, что у нас сбежал один человек? Но я не сказал тебе, что мне предложили перейти в другое управление, стать нелегалом. Через год-полтора я бы снова выехал за рубеж, то под другим именем и даже с немного изменённой внешностью. Для этого нужно, чтобы Юрий Пролётов перестал существовать. Так с подачи управления меня и посетила эта мысль – исчезнуть… Мы запустили эту машину, начали готовить новые документы, прорабатывать легенду. Теперь у меня на руках есть всё, что нужно для официального существования под новым именем. Комар носа не подточит. Некоторые документы были оформлены с ведома руководства, а некоторые по моей личной инициативе, и вот ими-то я буду пользоваться. Возможностей у меня было много… Юрий Полётов умер. Теперь у меня другая фамилия, другая история жизни…

– Но зачем всё это? Ты же мог просто уволиться!

– Не мог. Юрий Полётов остался бы в этом мире. От него ждали бы новых книг. И вообще… Трудно объяснить это так сразу… Во мне успело столько накопиться за последний год, что в двух словах невозможно выразить всё это.

– А ты не в двух… Юра! Милый мой! Ты понимаешь, что ты наделал?

– Прекрасно понимаю.

– Но ведь это… Противозаконно…

– Я не один год занимался противозаконными действиями. Пусть будет ещё один крохотный незаконный поступок, который никому, кстати, не принесёт вреда, в отличие от многих моих предыдущих дел. Я никого не убил, ничего не украл… Я просто стал свободным…

– Ты? Свободным? Но тебе придётся скрываться!

– Зачем? Кому я нужен? Ты думаешь, кто-нибудь из моих коллег вспомнит обо мне через месяц? Я не герой. На собраниях никто не упомянет моего имени. Уверяю, что никто не приедёт к тебе с чёрными розами на годовщину моей смерти… Нет, Юрий Полётов перестал существовать для своих бывших коллег. Перестал быть.

– Так, так… Всё очень неожиданно, Юр. В голове не укладывается… Мне кажется, что мне сейчас станет дурно… Скажи, где же ты провёл эти дни?

– На конспиративной квартире.

– Но как ты попал туда? Тебя же могли увидеть.

– Танюш, у нашей конторы есть одна особенность: мы работаем в тайне от всех, иногда даже от себя самих. Понимаешь? О некоторых моих конспиративных адресах не знает никто, кроме меня. Так положено по работе. Полётов ушёл из жизни внезапно, и кое-что из информации сгинуло вместе с ним. В том числе и два адреса. Квартиры арендованы на год вперёд. Я могу жить там спокойно. А если кто-нибудь однажды из моих бывших сослуживцев и встретит меня, то я всегда могу сказать, что смерть Полётова была задумана руководством… И никто не пикнет… Но никто меня не встретит, никто не узнает… Да и не думаю я сейчас об этом…

– Но зачем ты всё-таки решил исчезнуть?

– Хочу просто жить, Таня. Просто жить! Не работать на государство, не служить каким-то идеям, а просто жить. Когда надо – зарабатывать деньги уборкой дворов, снег счищать, асфальт укладывать, да всё что угодно делать. Когда хочется – бродить под дождём, сидеть на балконе, пить кофе, перечитывать любимые книги. Всё делать, когда в том есть нужда, а не впрок. И никуда не спешить, ни перед кем не отчитываться. Ты представить не можешь, какое счастье я испытываю от одной мысли, что всё это возможно теперь.

– Ты просто спутал себя с персонажами своих произведений. Это они никому не служат. Это они распоряжаются своим временем по собственному усмотрению. Но ты-то воспитан не так.

– Может, и не так воспитан. Но жить я хочу ради жизни! – в его глазах вспыхнул болезненный огонёк. – Таня, человек имеет право на жизнь, а не на служение. Жизнь состоит из мгновений, полных неповторимого вкуса, а я разучился чувствовать этот вкус. Я разучился чувствовать жизнь. Даже разговоры мои за последний год стали похожи на ворчание старика, который только и умеет что вспоминать юношеские свои похождения, а сам не способен даже с наслаждением затянуться сигаретой. Только пустота осталась…