Джон Пирсон - Джеймс Бонд: Официальная биография агента 007

— Благодарю покорно. Но я скорее останусь целью СМЕРШ, чем позволю лепить из себя литературного персонажа.

М. прокашлялся.

— Может быть, это и несколько неординарно, но почему бы не попробовать? — сказал он. — В любом случае вы ничего не теряете. А жизнь это вам может спасти. Главное, чтобы книги получились максимально реалистичными. Тогда враги действительно подумают, что 007 — не более чем литературный вымысел.

— Позвольте, но я числюсь в отчётах СМЕРШ, — возразил Бонд. — Я выполнял реальные задания.

— Эти задания действительно выполнялись, — ответил М. — Но кто может поручиться, что их выполняли именно вы?

Возможно, повлияло и алжирское вино, но к концу обеда все сошлись на мнении, что идея Флеминга заслуживает внимания.

— А М.? — спросил Бонд. — Вы и его включите в свои рассказы?

— Конечно. Это будет ещё одним аргументом в пользу того, что ваши имена — лишь литературный вымысел.

М. состроил изумлённую гримасу.

— Тогда это должны быть чертовки интересные книги, — сказал он.

— Так и будет.

— Я никак не мог представить себе Яна пишущим романы, — сказал Бонд. — Он всегда казался мне довольно ленивым товарищем: этот его усталый размеренный тон, каким он вёл беседу, его долгие посиделки за столом во время обеда… Хотя и не исключено, что всё это было напускным, ибо как только он взялся за «Казино Рояль», я увидел в нём совершенно другого Яна. Мы провели с ним две недели на вилле его брата в Оксфордшире — невыразительном здании из красного кирпича в буковом лесу. Там было и поле для гольфа, и мы играли в гольф.

— Кто выигрывал?

— Мы были на равных. У меня был сильный удар, но Ян был хитрее. А в свободное от игры время он допрашивал меня относительно моего задания в казино. Его интересовали все мелочи — какую я носил одежду, что чувствовал, почему делал то и не делал этого.

— А о девушке?

— И о девушке. Причём со всеми подробностями. «Казино Рояль» стоила Яну больших усилий, чем остальные книги — он проработал несколько версий, прежде чем остановился на окончательной. Стилистика повествования должна была быть выбрана таковой, чтобы люди из СМЕРШ, а главное — некоторые англичане, консультирующие эту организацию — убедились в том, что вся эта история — вымысел. Кое-что в этой книге действительно было вымыслом — например то, что Ле Шиффр носил при себе спрятанные бритвенные лезвия, а также то, что я приклеивал волоски к ручкам дверей. Это выглядело смешным, однако не смешным было то, что на меня по-прежнему охотился СМЕРШ, и всё это время я находился под охраной вооружённых людей. Потом я жил на специальной квартире при главном офисе нашей службы. В конце декабря 1952 года Флеминг уехал вместе со своими заметками и пишущей машинкой на виллу на Ямайке под названием «Золотой глаз». В марте 1953-го он вернулся и представил нам рукописный вариант книги. Мы все волновались, особенно М. Когда я прочёл первые страницы, у меня почти сорвало крышу. Я был так взбешён, что читал всю ночь без остановки. Флеминг явно переусердствовал, изображая из меня эдакого урода — шаблонного зомби, педантичного и скучного.

— А другие читатели?

— О, они остались довольны. И М., и глава отдела «С», и представители разных министерств и ведомств. Оказывается, что несмотря на их положение, ребячества в них хватает, и Ян точно угодил их вкусам. М. — тот вообще был в восхищении от своего образа. Но главный человек, которому была адресована книга — это, конечно, Гай Бёрджесс*. Если бы Яну удалось убедить его, что образ 007 вымышлен, то опасаться за свою жизнь мне уже не стоило. //британец, работавший на советскую разведку, один из членов «Кембриджской пятёрки»//

— Ваши возражения по книге были приняты Яном?

— Нет. «Не придирайся, — сказал мне М. — Эта книжка может оказаться твоим единственным шансом остаться в отделе». Единственное, что они решили вырезать — так это мои интимные моменты с Веспер. «Не стоит опускаться до уровня порнографии, — сказал М. Яну. — Особенно учитывая, что девушка уже мертва».

Мастерство Флеминга состояло в том, что он точно знал, в какой степени следует сплести факты и вымысел, чтобы достигнуть нужного эффекта. Конечно, непременным условием было и то, что книга должна была просочиться в Москву, и здесь уже поработала сама Секретная служба, агенты которой доставили туда один её экземпляр, а также убедились в том, что он был прочитан Бёрджессом. И это сработало. Несколько месяцев спустя М. получил подробное сообщение о том, какой фурор вызвала она в штаб-квартире СМЕРШ. Бёрджесс лично переводил генералу Грубозабойщикову наиболее важные моменты повествования. Когда оно было закончено, в кабинете воцарилось молчание.

— Ну и кто же тогда такой этот чёртов Джеймс Бонд? — спросил генерал.

— Я бы сказал, — ответил Бёрджесс, — что у него голова Сэппера* и ноги Спиллейна**. //*псевдоним британского писателя Г. Макнейла, персонаж которого Бульдог Драммонд стал прототипом Джеймса Бонда// //**американский писатель, автор романов о Майке Хаммере//

— Кто такие? Не читал ни того, ни другого.

— Пора бы уже это сделать. (Именно такой ответ Бёрджесса был записан в отчёте, доставленном М.)

Конечно, одной только публикации романа было недостаточно. Чтобы «отсутствие» Бонда выглядело реальнее, Секретной службой была проведена и другая работа. Тут уже к делу подключился Уркхарт. Он организовал временную перемену жилья тёти Чармиан и Мэй, а также удалил имя Бонда из списка членов клуба «Блейдз» и из школьного офиса в Итоне (вот почему я не нашёл там упоминания о нём). Кроме того, Уркхарт переговорил с тремя любовницами Бонда о том, чтобы они держали информацию о нём при себе. Поговорил он и с другими его знакомыми. Странным было то, что после публикации романа люди, которые знали Бонда, начинали как-то забывать о его реальном существовании. Дошло до того, что и сам Бонд стал спрашивать себя, а был ли он на самом деле Джеймсом Бондом?

Сам 007 немедленно после публикации был отправлен в Токио, где провёл несколько месяцев в качестве фиктивного сотрудника станции «Т». Там он познакомился с местными женщинами и местной кухней, а также слегка выучил японский язык. О том, где он находился в тот период, не знал даже Флеминг.

Всё это возымело эффект. Сбитый с толку СМЕРШ прекратил все свои операции по поиску агента 007. Когда последний вернулся в Лондон, М. сказал ему: «Благодари за это Флеминга. Фактически ты обязан ему жизнью

— не забывай об этом».

Постепенно Бонд вернулся к своим обязанностям. Мэй вернулась на его квартиру, и он зажил как прежде. «Бентли» вновь вошла в эксплуатацию. К концу осени Флеминг сказал М., что пр ишло время для написания нового романа о Джеймсе Бонде. «А разве одного не хватит?» — спросил тот. «Нет, — ответил Флеминг. — Мы должны продолжать легенду, кроме того, эти книги поднимают престиж Секретной службы». В результате Флемингу было позволено написать историю об уничтожении Бондом организации мистера Бига. Он закончил её уже в начале 1954-го, дав ей название «Живи и дай умереть». Это было наиболее полное и наиболее точное произведение из всех опубликованных историй о Бонде. Книгу издали осенью, а до этого Бонду пришлось испытать на себе невероятное давление. Дело в том, что увеличились требования к отделу двух нулей, и М. стал чрезвычайно строгим к своим подчинённым. Будучи суров к самому себе, он чувствовал, что имеет право быть суровым и к остальным. Он говорил, что бездействие уничтожает сильнее, чем враг. В результате в течение всего 1954 года Бонд работал, не покладая рук. М. словно хотел проверить, какой максимальный объём работы он сможет вынести. (В своих романах Флеминг отмечал, что Бонд не любил офисную работу, однако сам Бонд сказал мне, что это не так.)