Евгений Колесов - Китаец

Я, сделав нам чаю, достал из шкафа пачку печенья, выложил его на тарелку и поставил на стол.

– Сам пек. – Я попытался немного разрядить обстановку.

– Ага. – Минин строго посмотрел на меня, явно не разделяя мой порыв. – Ты, кажется, изучал фенол? – спросил он.

– Да.

– А бензол?

– Ну так, лишь на стадии получения фенола путем прямого окисления бензола закисью азота и кислотным разложением гидропероксида фторбутилбензола…

– Леша, не до шуток, я серьезно.

– Сергей Анатольевич, я без шуток. Ну что вы, в самом деле, они сами не знают, что передают: бензол практически нерастворим в воде, тот же фенол в сто раз растворимее. – «“Растворимее”… В китайца превращаюсь», – подумал я про себя. – Это же химия 10-го класса, – сказал я.

– Леша, еще несколько лет назад наши аналитики прогнозировали эту ситуацию. Это не случайность, ты понимаешь? – сказал Минин с напором.

– Не случайность?

– Конечно, нет! Только за текущий год произошло сто тридцать случаев загрязнения Сунгари! Ты только задумайся: каждые три дня в реку, которая течет к нам, в Россию, сбрасывают массу химикатов. Нас травят! У нас в зону загрязнения попали более семидесяти населенных пунктов, с миллионом жителей. Леша, это все крайне серьезно, понимаешь?

– Понимаю, – кивнул я, удивленный цифрами Сергея Анатольевича.

– Только в провинции Хэйлунцзян, граничащей с Россией, насчитывалось более двух тысяч потенциально опасных предприятий, из них двадцать пять процентов совершенно не отвечают элементарным требованиям экологической безопасности. За большинством из них вообще не ведется контроль. Это бомба замедленного действия! Это, ни много ни мало, – замаскированное оружие массового поражения! – эмоционально рассказывал Минин.

– Неужели вы думаете, это диверсия? – спросил я, пытаясь понять дальнейший ход мыслей Минина.

– Вот полетишь и разберешься, – сказал Минин.

– Если вы говорите, что аналитики прогнозировали эту ситуацию, наверное, поэтому вы меня, химика, и пригласили на работу, да?

– Наверное, да, – сказал Сергей Анатольевич, как-то неуверенно, что было на него не похоже.

Мы допили чай, Минин сказал, что снова едет к Никифорову, и простился. Я налил себе еще кружку.

– Поедешь и разберешься, – повторил я слова Минина вслух. В груди стало тепло, то ли от горячего чая, то ли от важности этих слов.

Я набирал Катю почти каждый день, но она по-прежнему не снимала трубку.

Конечно, нужно было расставить все точки, тем более если намечалась новая командировка. Я поехал на Черкизовский рынок – однажды мы с Катей видели там мягкую игрушку – льва размером вдвое больше меня. Тогда я пообещал, что подарю ей его, как «подкачаюсь», а то, мол, не дотащу. Довезти эту махину до дома было непросто – запихнуть его на заднее сиденье машины с шашечками мне помогал водитель. Там же я купил 101 розу.

К Кате я собирался вечером того дня, чтобы точно застать ее. А пока я листал Книгу рекордов Гиннесса 1964 года, привезенную по моей просьбе Мининым.

Меня давно интересовал тот факт, что первым космонавтом был не Юрий Гагарин, а летчик-испытатель Владимир Ильюшин, сын знаменитого авиаконструктора. Якобы именно он 7 апреля 1964 года совершил орбитальный полет на космическом корабле «Россия» и при посадке упал в Китае. Мао Цзэдун долго не отдавал нашего летчика, пытаясь выведать у него секреты. В Книге рекордов Гиннесса 1964 года этот факт был отражен.

Вопрос, кто же на самом деле первый космонавт, меня заинтриговал. Странно, почему история не сохранила имени Ильюшина в этом контексте? Приход Минина прервал мои размышления.

– Алексей, – начал разговор неровным тоном Минин, – как я и думал, принято решение снова направить тебя в Китай в самое ближайшее время.

– А как же аспирантура?

– А что с ней? Тем паче ты поступил, через годик-другой прилетишь на экзамены. С этим все будет нормально, не боись, – со знанием дела и специально исковеркав последнее слово, успокоил меня Сергей Анатольевич.

– Когда лететь? – спросил я.

– Как изучишь вот это. – Минин достал из портфеля несколько пухлых папок. Это были данные на китайцев, с которыми я учился в Харбине. Конкретно на тех, кто остался в науке, продолжал теоретическую и развивал практическую работу в области химии. Я открыл папку: знакомые все лица! – Мы можем столько, сколько знаем, – сказал Минин, глядя на меня.

– Философия какая-то, – произнес я, внимательно вглядываясь в лица моих сокурсников, смотревшие на меня с фотографий.

– Подловил, это не мои слова…

– А Фрэнсиса Бэкона, – сказал я, прервав Минина.

– В точку.

– А что, Лю Чжаоцинь сейчас в Пекине? – поинтересовался я судьбой одного из самых перспективных студентов нашего потока.

– Леша, там есть все, что смогли собрать, – указывая пальцем на папку, ответил Минин. – Ты почитай, почитай, многие из тех, с кем ты учился, уже на хорошем счету в институтах. А этот Лю уже больше трех лет работает в закрытой лаборатории под Пекином.

– Уже известно, куда лечу?

– Я же сказал, в Китай, – отшутился Сергей Анатольевич.

– А-а-а, точно-точно, мне послышалось – на Канарские острова, – поддержал я шутливый тон Минина. – Это будет Харбин или Шанхай? – спросил я.

– Почему так думаешь? – заинтересовался ходом моих мыслей опытный разведчик.

– Ну, Харбин близко к месту событий, а Шанхай кишит учеными, работающими на оборонку, – пояснил я.

– Нет, ты едешь в Гуанчжоу.

Я поднял глаза на своего ведущего.

– Наши аналитики внимательно изучили перспективы развития юга Китая и пришли к выводу, что нам нужно усилить позиции в регионе. Не буду тебя утомлять деталями, но через пару лет мы зайдем туда и официально, по линии МИД, – объяснил Минин и начал собираться уходить.

– Сергей Анатольевич, а вы знаете, что первым космонавтом был не Гагарин?

– А кто? – заинтересовался Минин.

– Летчик-испытатель Владимир Ильюшин, сын знаменитого авиаконструктора. Он вроде как в начале апреля 1964 года совершил полет в космос на корабле «Россия».

– Да ладно? – не поверил куратор.

– Вот, смотрите, книга, что вы мне принесли, вот, видите? – Я передал ему книгу, указав на место, где был описан подвиг Ильюшина.

– Мулька какая-то… – произнес Минин, передавая книгу обратно.

После ухода куратора мне нужно было изменить все планы. Я сидел в квартире и смотрел на этого огромного льва, на розы и понимал, как ужасно будет подарить все это и сказать: «Завтра я снова улетаю. Снова не знаю на сколько». Так поступать было нельзя.

Времени было мало. Я успел отоварить лучшими лекарствами шкаф родительского дома, собрать вещи и еще раз встретиться со своим куратором. Минин провел мне внушительный инструктаж. При любом раскладе он рекомендовал придерживаться легенды, но, если ситуация станет критической, некоторые моменты можно было раскрыть. Как раз о таких моментах он рассказывал очень подробно. Также рассказал, о чем я обязан молчать в любом случае.