Джон Ле Карре - Такой же предатель, как мы

— Пойду отолью, — объявляет Дима.

— Ради бога, — шутливо говорит Перри.

Дима запирает за собой дверь туалета и через несколько мгновений появляется, держа в руке нечто продолговатое. Это завязанный узелком презерватив, в котором лежит флешка. Если смотреть на Диму спереди, у него тело Минотавра, до пупка поросшее густыми черными волосами. Гениталии, как и следовало ожидать, огромные. Он споласкивает презерватив под краном, разрезает ножницами и сует Перри — «выброси». Тот кладет кусочки в карман пиджака и немедленно представляет, как спустя год Гейл обнаруживает разрезанный презерватив и спрашивает: «И когда будет ребенок?»

Со скоростью молнии, словно в тюремной камере, Дима надевает бандаж на мошонку и длинные синие шорты, сует флешку в правый карман, натягивает футболку с длинными рукавами, носки, кроссовки. Процесс занимает всего несколько секунд. Открывается дверь душевой кабинки. Появляется пожилой толстяк, с полотенцем вокруг талии.

— Bonjour tout le monde! [13] Всем добрый день! (фр.)

Бонжур.

Толстяк открывает шкафчик, сбрасывает полотенце, достает вешалку. Открывается вторая душевая кабинка, выходит второй старичок.

— Quelle horreur, la piule! [14] Какой ужасный дождь! (фр.) — жалуется он.

Перри вполне согласен. Дождь действительно ужасный. Он энергично стучит в правую дверь с надписью «Массаж». Три коротких, но громких стука. Дима стоит позади.

— C’est occupé, [15] Там занято (фр.). — предупреждает первый старик.

— Pour mol, alors, [16] Так это для меня (фр.). — отвечает Перри.

— Lundi, c’est tout fermé, [17] В понедельник все закрыто (фр.). — говорит второй.

Дверь открывается, и они проскакивают внутрь. Олли запирает и одобрительно похлопывает Перри по плечу. Он снял сережку и зачесал волосы назад. На нем белый врачебный халат. Как будто снял одну личину и надел другую. Белый халат Гектора небрежно распахнут. Он — главный массажист.

Олли подпирает дверь деревянными клинышками, два снизу, два сбоку. Как и всегда, наблюдая за ним, Перри подозревает, что все это он уже проделывал неоднократно. Гектор и Дима впервые оказываются лицом к лицу. Дима стоит чуть откинувшись назад, Гектор — подавшись вперед. Один наступает, другой обороняется. Дима — старый зек, ожидающий очередного наказания, Гектор — начальник тюрьмы. Гектор протягивает руку, Дима пожимает ее и удерживает в левой, а правой роется в кармане.

Гектор передает флешку Олли, который извлекает из сумки серебристый ноутбук, открывает его и вставляет карту памяти — все это одним движением. В белом халате Олли кажется еще более громоздким, чем обычно, — но двигается вдвое проворнее.

Дима и Гектор еще не обменялись ни единым словом. Но они уже не заключенный и тюремщик. Дима вновь принимает свою агрессивную стойку, Гектор привычно сутулится. Спокойные серые глаза широко раскрыты и не мигают, смотрят испытующе. В них нет ни превосходства, ни триумфа. Гектор похож на хирурга, который решает, как лучше провести операцию, — и стоит ли вообще оперировать.

— Дима?

— Да.

— Меня зовут Том. Я английский аппаратчик.

— Номер один?

— Номер один передает привет. Я здесь за него. Это Гарри. — Он указывает на Олли. — Будем говорить по-английски, и Профессор проследит, чтобы мы играли честно.

— Ладно…

— Давайте сядем.

Они садятся. Лицом к лицу. Перри, блюститель честной игры, — рядом с Димой.

— Наверху ждет наш коллега, — продолжает Гектор. — Сидит один в баре, с серебристым ноутбуком, таким же, как у Гарри. Его зовут Дик. На нем очки и красный галстук. Когда будете уходить из клуба, Дик встанет и неторопливо пройдет перед вами через вестибюль, надевая на ходу темно-синий дождевик. Пожалуйста, запомните его на будущее. Дик действует от моего имени, а также от имени Номера один. Вы поняли?

— Понял, Том.

— Он свободно говорит по-русски. Как и я.

Гектор смотрит на часы, потом на Олли:

— У нас есть, по моим расчетам, семь минут. Потом вы с Профессором пойдете наверх. Дик даст нам знать, если вдруг вы понадобитесь раньше. Хорошо?

— Да чего тут, на х…, хорошего?!

Ритуал начинается. Перри-то и не подозревал о его существовании. Однако собеседники, судя по всему, признавали его необходимость.

Гектор:

— Вы когда-либо выходили на связь с какой-либо другой иностранной разведслужбой?

Дима:

— Нет, богом клянусь.

— С русской тоже нет?

— Нет.

— Есть ли среди ваших знакомых люди, сотрудничающие с иностранными разведслужбами?

— Нет.

— Никто не предлагал аналогичную информацию полиции, коммерческому предприятию, частному лицу, кому бы то ни было?

— Ничего такого не знаю. Увезите моих детей в Англию. Сейчас же. Я хочу заключить эту треклятую сделку.

— И я. Дик и Гарри тоже хотят, чтоб мы договорились. И Профессор. Все мы на вашей стороне. Но сначала вам придется убедить нас, а мне — убедить моих коллег в Лондоне.

— Сука Князь меня убьет.

— Это он вам сказал?

— Ну да. На похоронах. «Не грусти, Дима, скоро будешь вместе с Мишей». Шутка такая. Хреновая шутка.

— Как прошло утром заключение сделки?

— Прекрасно, на х… Полжизни долой.

— Вот и давайте сохраним вторую половину.

Люк в кои-то веки точно знает, кто он и что здесь делает. Знает это и администрация клуба. Его зовут месье Мишель Деспар, он состоятельный человек и ожидает здесь свою эксцентричную старую тетушку, обещавшую угостить его ланчем, — она известная художница с острова Святого Людовика, о которой никто никогда не слышал. Ее секретарь заказал столик для двоих, но тетушка с причудами, может и не явиться. О ее выходках известно не только Мишелю Деспару, но и клубному начальству: официант сочувственно проводил клиента в тихий угол, где он волен ждать сколько угодно (ведь на улице такой дождь!) и одновременно заниматься делами — спасибо, месье Деспар, большое вам спасибо, с сотней евро в кармане жизнь становится немного проще.

Тетушка Люка действительно член «Королевского клуба»? Конечно! Она сама или ее покойный покровитель граф — какая разница? Ну или это придумал Олли в роли тетушкиного секретаря. А Олли, как верно заметил Гектор, — лучший закулисный артист в нашем деле. Сама же тетушка при необходимости все подтвердит.

Люк доволен. У него спокойное и невозмутимое рабочее настроение. Он заурядный, никому не нужный посетитель, которого засунули в самый дальний угол. Очки в роговой оправе, наушник и открытый ноутбук превратили его в типичного по уши занятого бизнесмена, отчаянно пытающегося в понедельник с утра наверстать упущенное за выходные.

Но в глубине души Люк — в своей стихии, удовлетворенный и свободный. Он — ровный голос в шуме незримой битвы. Он — передовой наблюдательный пост, с которого несутся донесения в штаб армии. Он — ювелир, беспокойный созидатель, адъютант, подмечающий жизненно важные детали, которые пропустил — или не захотел видеть — его перегруженный работой командир. Пресловутые «арабские полицейские» казались Гектору плодом фантазии Перри, чересчур озабоченного безопасностью Гейл. Если они действительно существовали, то это были «всего-навсего французские копы, которым в воскресенье вечером не нашлось другого дела». Но для Люка эти люди — непроверенные оперативные разведданные. От неподтвержденной информации нельзя отмахиваться — ее следует хранить, пока не накопится материал для точных выводов.