Виктор Давыдов - Кто бросит камень? Влюбиться в резидента

— Браво, генерал, великолепное выражение. А вы лично какому цвету волос отдаете предпочтение?

«Вот теперь диспозиция прояснилась. Верхушка партии прощупывает настроение военных. Фюреру не дает покоя история с заговором маршалов в СССР. А проблем, требующих военного решения, у него масса».

— Бригаденфюрер, вообще-то, я отдаю предпочтение блондинкам. Но при этом хорошо помню выступление фюрера в 1933 году: «Я ставлю себе срок в 6–8 лет, чтобы совершенно уничтожить марксизм. Цель экспансии немецкого народа будет достигнута вооруженной рукой. Этой целью будет Восток».

— Еще раз браво, генерал. Я вижу, вы прогрессируете в понимании тайных пружин современного мира. Это хорошо, но не слишком увлекайтесь этим. Не забывайте, ваша главная задача — объективная оценка военного потенциала и запаса прочности русских. Но информация — это только часть вашей задачи, пусть и основная. Сегодня надо думать о глубоком проникновении на важнейшие оборонные объекты русских. На них должны работать ваши люди, ждать условного сигнала. В случае военного конфликта это ружье должно выстрелить в самый кульминационный момент спектакля, а коллеги из Берлина постараются помочь вам надежными кадрами.

Кламрот кивнул и посмотрел на часы:

— Прошу прощения, бригаденфюрер, но через полчаса у вас встреча с послом.

— Спасибо, Эрих, я помню. Кстати, как вы используете людей, которых нам предложили японцы?

— Работаем. Один вариант мне представляется очень перспективным.

— Желаю удачи. Ну, до встречи на приеме?

— Непременно. Я провожу вас, Вилли.

Вернувшись в гостиную, генерал налил себе водки, но не притронулся к бокалу. Он разбирал в уме фразу за фразой из беседы с Земмельсдорфом. Вспомнилась ремарка бригаденфюрера о разгромленном руководстве РККА, и тут же память услужливо извлекла из прошлого день 23 января 1933 года. Он складывал с себя полномочия представителя рейхсвера в Москве и уезжал в Германию. Отныне эту работу должен был проводить вновь назначенный военный атташе — подполковник Гартман. И вот на квартиру полковника Кламрота на прощальный протокольный обед пришли заместитель Наркомвоенмора и председателя Реввоенсовета СССР Тухачевский с женой и начальник штаба РККА Егоров — тоже с женой. Произносились торжественные спичи, шел обмен любезностями, и у него осталось ощущение, что слова и чувства гостей были искренними. Как и в прежние годы, немало раз встречаясь по долгу службы с руководителями РККА разных рангов, он чувствовал их нескрываемый интерес к опыту строительства германских вооруженных сил и искреннюю симпатию. К сожалению, приход Гитлера к власти, его воинственные заявления и резкие изменения в отношениях двух государств полностью изменили и отношения военных той и другой страны. Появилась нескрываемая подозрительность друг к другу. Где-то об эту же пору резко осложнилась внутриполитическая обстановка и в СССР. С середины тридцатых в стране один за другим покатились процессы над троцкистами и зиновьевцами, левыми и правыми. А потом грянуло лето тридцать седьмого… Сначала генерал терялся в догадках: среди агентов абвера эти русские командиры не значились. Может, они непосредственно выходили на Берлин? Но потом, будучи в Берлине, краем уха услышал о причастности к этой истории СД. И сегодня Земмельсдорф косвенно подтвердил эту информацию…

В комнату, постучав, вошел камердинер:

— Обедать, господин генерал?

Разом прервав невеселые размышления, Кламрот тяжело встал и, согласно кивнув, пошел переодеваться к обеду. Вторая половина дня обещала быть не менее напряженной.

Прохоров лежал на кровати в номере гостиницы НКВД и лениво прислушивался к выпуску новостей, которыми на короткое время прервалась праздничная концертная радиопрограмма. Диктор рассказывал о прошедшем военном параде, о демонстрации трудящихся, о трудовых подвигах, которыми страна встречала Первомай. О своих достижениях докладывали народу забойщик-стахановец и младший командир линкора «Марат», слесарь-передовик автозавода имени Сталина и бригадир женской тракторной бригады колхоза имени Калинина. Затем концерт продолжился. Пионерка Труда Сюткина прочитала стихотворение о Родине, за ней выступил юный скрипач Буся Гольштейн.

Дежурная по этажу пригласила к телефону в тот момент, когда хор красноармейцев бодро сообщал слушателям, что произойдет, «если в край наш спокойный хлынут новые войны». Звонил Свиридов. Выяснив, как устроился Николай, он еще раз подтвердил желание встретиться, как позволит время. Закончив разговор, Прохоров вернулся в комнату и присел на кровать. Напротив на стене висела репродукция картины «Сталин и Ворошилов на прогулке в Кремле». «Может, и мне прогуляться, навестить кого-нибудь?» — подумал Николай, глядя на вождей. Но навещать было некого, а главное — не то время нынче было, чтобы просто так, без приглашения, завалиться в гости к кому-то из старых знакомых. Вполне можно было натолкнуться на испуганный взгляд хозяйки, вежливый отказ хозяина со ссылкой на больных родственников, а то и просто увидеть опечатанную дверь, за которой совсем недавно жили его хорошие знакомые. Со всем этим он уже столкнулся у себя в провинции, что же говорить о столице. Но и в четырех стенах сидеть было скучно.

«Значит, полюбуемся на праздничную Москву», — сказал он себе и стал одеваться.

Центральный парк культуры и отдыха встретил его теми же бодрыми мелодиями, от которых он ушел из гостиницы. Но здесь они были к месту, так как поднимали настроение в условиях нудного дождика и полного отсутствия солнечной энергии. Осмотревшись, Прохоров направился к павильону с надписью: «Закусочная». Народу было много, но место ему нашлось, аккурат рядом с окном, куда он теперь меланхолично смотрел, сделав заказ официантке. Блуждающий взгляд его привлекли фигуры молодых парней и девчат в матерчатых шапочках, прозванных в народе «испанками», с комсомольскими значками и значками Осоавиахима. Они стояли у стола, на котором был водружен ящик с прорезью, наподобие урны для голосования. Рядом висел транспарант с надписью: «Поможем детям республиканской Испании!» Каждого проходившего мимо отдыхающего они приветствовали поднятым правым кулаком, полагая, что тот откликнется на их призыв. И, надо сказать, большинство действительно откликалось. Ребята только что поменяли своих товарищей и теперь мужественно мокли положенное время.

Официантка принесла сто граммов водки и немудрящую закуску. Наскоро перекусив, Николай пересчитал наличность. Выходило неполных пять рублей. Рассчитавшись, он поинтересовался у официантки, как лучше пройти в павильон, где собираются любители шахмат. Он знал один в центре парка, но по дождю идти не хотелось, а где-то в этой стороне, он вспомнил, располагался такой же. Оказалось, совсем близко.