Виктор Давыдов - Кто бросит камень? Влюбиться в резидента

— Пусти, я мужу скажу, — в отчаянии выкрикнула она. Парень ослабил хватку, но продолжал крепко прижимать ее к себе.

— Тихо, тихо… нежилец твой дедушка, кончат его сегодня, Трофимыч сказывал. А если будешь со мной ласковой, то я за тебя попрошу у старшого. Чего такой ладной девке пропадать-то? — жарко прошептал он.

«Значит, точно порешат нас тут с Эдуардом Петровичем. Только бы они его раньше не убили», — молнией пронеслось у нее в мозгу, и в следующее мгновение Васятка почувствовал, что девушка перестала сопротивляться.

— Ладно, — обреченно вздохнув, сказала Анюта. — Только пойдем в сарай, не здесь же…

Взяв обрадованного парня за руку, она потянула его из лесу. А тот совсем потерял голову от такой ее торопливости и податливости. Чуть не бегом добрались они до сарая. Пропустив парня вперед, Анюта остановилась у ворот и стала закрывать их. Парень, сорвав с себя пиджак, стал расстегивать брюки, когда Анюта появилась у него за спиной. Он еще успел заметить, как в ее руке тускло блеснул серп… Разверзшаяся плоть, казалось, мгновение думала, что делать дальше, и вдруг брызнула мощным красным фонтаном. Парень захрипел, судорожно зашарил вокруг себя руками, но последовал второй удар, за ним еще один… и все было кончено.

Стараясь не смотреть на окровавленное тело парня, Анюта подняла трясущимися руками наган. Голова кружилась, к горлу подступала тошнота, но она как заводная настойчиво повторяла про себя: «Я должна его спасти!» Обтерев сеном капли крови на барабане и на стволе нагана, она сунула руку с наганом под жакетку и, стараясь ступать как можно уверенней, направилась к дому. До крыльца оставалось несколько шагов, когда за спиной раздался окрик Трофимыча: «Куда, барышня?» Возчик отлучался «до ветру» и не видел, как парень с девушкой входили в сарай. Его очень удивило, что рядом с девчонкой не было Васятки.

— Мне надо… туда, — обернувшись к Трофимычу, Анюта кивнула головой в сторону избы.

— Не велено пущать, отойди, — сурово проговорил охранник, но девушка, словно не слыша его, продолжала идти. Трофимыч ускорил шаг и уже был от нее в двух шагах. Ровно на таком же расстоянии от Анюты находилось крыльцо.

— Уйди, барышня, от греха подальше, — Трофимыч шагнул к девушке и вдруг оглянулся: — А где Васятка? Куды его черти уболтали?

Он посмотрел на Анюту, потом снова назад:

— Эй, Васятка, ты чего барышню-то бросил? А ну-ка, барышня, пойдем найдем его.

Он сделал еще шаг, протянул руку к девушке и в этот момент неожиданно заметил следы крови на ее руке. Анюта поймала его взгляд. «Кончат твоего дедушку сегодня, Трофимыч сказывал», — вспомнила она слова Васятки и не раздумывая нажала на курок. Возчик переломился пополам, сделал шаг вперед и повалился на ступеньки.

В избе в это время разговор как раз начал принимать конкретный характер. Услышав выстрел, унтер, держа на мушке Муромцева, шагнул к окну и глянул на двор. Не заметив лежащего на ступеньках Трофимыча, он перевел недоуменный взгляд на Муромцева. В следующее мгновение на пороге появилась Анюта.

— Кто стрелял, барышня? — унтер подозрительно уставился на девушку.

Анюта неопределенно пожала плечами. Она боялась глядеть на Седого, чтобы не расслабиться и не пропустить удобный момент для выстрела. Но если бы глянула, то не увидела бы на его лице выражения отчаяния или беспомощности. Наоборот, Седой уже выстроил определенный план выхода из создавшейся ситуации и был заряжен на его реализацию. То, что произошло в следующую минуту, повергло его самого в шок. Едва унтер, отодвинув Анюту, высунулся в дверной проем, как загремели выстрелы. Она нажимала на курок, пока не расстреляла все патроны. Нашпигованное пулями тело унтера рухнуло на порог, а Анюта, отбросив наган, доковыляла до скамейки, где с ней и случился истерический припадок. Седой что-то бессвязно говорил о том, что он обязан ей жизнью, просил, чтобы она простила его, старого самоуверенного дурака, а она рыдала и рыдала в полный голос, выплескивая нервное напряжение, накопившееся в ее душе за последние несколько месяцев.

— А этот ваш Климов — башковитый парень, оказывается, — неожиданно заключил Селиванов, выслушав рассказ Свиридова о том, как практически из ничего лейтенант вычислил абверовского посланца под «крышей» австрийского коммерсанта. — Я в свое время бумаги по Климову смотрел и, прямо скажем, составил другое мнение.

Свиридов тоскливо усмехнулся про себя: «Вот так у нас всегда. Ошибется где-нибудь хороший работник, и вот уже тянется за ним дурная слава из бумаги в бумагу».

— К сожалению, часто мы людей представляем только по бумагам, — с неприкрытой печалью произнес Федор Ильич. — А ведь сказано, по делам их узнаете их.

«В мой огород камушек, в мой, — отметил про себя начальник отдела. — А что это он такое дальше-то сказал? Интересно…»

— Хорошее выражение. Кем сказано?

— Не помню, в какой-то книге вычитал, — неопределенно пожал плечами Свиридов.

— М-да… — Селиванов помолчал. — Значит, точно Риммер опознал этого абверовца?

— Так точно. Правда, лично с ним он не общался, но видел среди руководителей.

— Да, ситуация… Что думаете делать? — начальник отдела вопросительно глянул на майора.

Свиридов вкратце доложил их с Климовым план. Селиванов молча оценивал услышанное. В сложившейся ситуации он не очень хотел влезать в детали. Завтра, по возвращении из командировки, заместитель наркома наверняка вызовет на доклад. И в первую очередь, спросит, как складываются дела на юге с германским агентом и приставленной к нему комсомолкой. Вот о чем должна голова болеть, товарищ начальник отдела. Хотя, с другой стороны, если план Свиридова не удастся и приезжий абверовец «расколет» Глебова, тогда… Спина старшего майора в мгновение ока стала влажной от одной мысли, что может произойти тогда.

— Ладно, действуйте, — с усилием выдавил он. — Ну а что там с нашей южной парочкой? — спросил он и внутренне сжался, ожидая ответа. Свиридов лишь понуро покачал головой.

— Понятно. В общем, если завтра к вечеру… вам ясно? — его равнодушный тон не мог обмануть Федора Ильича. — Вы свободны.

Свиридов вышел из кабинета. Едва за ним захлопнулась дверь, как хозяин кабинета поднялся и нервно прошелся по кабинету. Потом подошел к сейфу, открыл его и достал какую-то папку.

— Как там, говоришь, в книге-то сказано? «По делам их…» Знаем мы, из какой это книги, — Селиванов открыл папку и, проговорив: «Допускал высказывания религиозного содержания», сделал запись на листе бумаги. Закрыв папку, он подошел к шкафу, достал бутылку водки и со словами «Господи, прости нас, грешных» с ожесточением выпил рюмку.