Полина Дашкова - Пакт

– Все, поехал.

В лазарете было темно. Он не стал зажигать верхний свет, включил настольную лампу. Через открытую форточку донесся рев мотора и голоса были слышны отчетливо. Кузьма уговаривал отпраздновать рацпредложение Григорь Мосеича.

«Рационализатор Майрановский и передовик Блохин. Вот кто действительно незаменим, – подумал доктор. – Вот без кого встанет самое главное государственное производство» [15].

Доктор прикрыл форточку, сел на табуретку у койки. Дмитрий шевельнулся, покалеченными пальцами тронул его руку.

Карл Рихардович шепотом во всех подробностях пересказал телефонный разговор с итальянцем и без запинки назвал код.

– Двадцать седьмое число… с половины девятого до десяти вечера, – пробормотал Дмитрий. – Слишком долго ждать. Вы, конечно, не решитесь и ждать нечего.

– Послушайте, мне надоели ваши загадки, – нахмурился доктор. – Итальянец назначил встречу, чтобы сообщить о результате?

– Да, в том случае, если меня к этому времени еще не возьмут. Я ведь думал, сначала уволят из органов, исключат из партии, успею не только позвонить, но и встретиться.

– Почему нельзя опять позвонить?

– Второй раз по тому же номеру слишком рискованно.

– А место встречи есть в коде?

– Место оговорили заранее. Никитский бульвар, одна из первых скамеек со стороны Арбата. Это недалеко от итальянского посольства, священник часто гуляет по бульвару перед сном.

– Он будет одет как священник?

– Нет. Черный плащ, черная шляпа, в руках зонт, тоже черный, на шее белый шарф, на носу круглые очки в тонкой серебряной оправе.

– Вы никогда прежде не встречались?

– Никогда. Если бы он знал меня в лицо, ваше с ним свидание не могло бы состояться, ведь он ждал бы именно меня и ни с кем другим не вступил бы в контакт. Я должен быть в коричневом шерстяном пальто, темно-зеленой шляпе, кашне в коричнево-зеленую клетку.

– Вы щеголь, – тихо заметил доктор.

– Был… В таком виде я приехал в Москву. Где вы все это возьмете, неизвестно… Верхняя пуговица пальто оторвана, торчат нитки. В руках свежий номер журнала «Крокодил». Нужно подойти, сказать по-немецки: «Простите, вы не находили большую пуговицу? Я, кажется, обронил ее здесь». Он спросит: «А это не она?» и достанет из кармана пуговицу, неважно, какого цвета.

– У меня коричневый плащ! – радостно сообщил доктор. – Шляпа тоже коричневая, но у соседки я, кажется, видел зеленую шляпку, могу одолжить…

– Не стоит. Все это глупые фантазии. Риск для вас огромный, а толку никакого.

– Все-таки что лучше – мужская шляпа, но коричневая, или зеленая, но женская?

– Перестаньте. Ничего не нужно. Позвонили, и на том спасибо. Он, конечно, сделает все как обещал, но поверит ли она?

– Священнику?

– Нет, я о другом человеке… Помните, на теплоходе, в последнюю ночь, вы исчезли из каюты. Я выскочил в халате и сразу увидел вас, а рядом его.

– Джованни Касолли, итальянец, журналист, приятель Бруно, – доктор улыбнулся. – Я часто вспоминаю его.

Дмитрий долго молчал. Доктор хотел отойти, чтобы поставить чайник, заварить ромашку и шиповник, но услышал:

– А ведь вы тогда вышли на палубу не просто подышать, верно?

– Если бы не Джованни Касолли, я бы прыгнул в воду.

– И получилось бы жуткое, мистическое совпадение, инсценировка стала бы реальностью.

– Инсценировка?

– Бруно должен был вернуться в Берлин, объяснить, куда вы делись, ведь это он сопровождал вас в Швейцарию на самолете, который предоставил Геринг, ваш благодарный пациент.

– И куда же я делся?

– Утопились в Цюрихском озере. Спрыгнули с кормы теплохода. Опознать вас было невозможно. Тело изуродовали винты.

Доктор замер, у него перехватило дыхание.

– В кармане пиджака нашли бумажник, – бесстрастным шепотом продолжал Дмитрий.

– Но бумажник остался при мне, я привез его в Москву… – растерянно пробормотал доктор.

– Внутри были ваш паспорт, несколько сотен марок, фотография жены и детей. Вода испортила бумагу, но не слишком. Бумажник из плотной лакированной кожи, она почти не пропускает влагу.

Доктор зажмурился, сжал виски, прошептал чуть слышно:

– Непромокаемый бумажник просто купили, фотографию Бруно стащил из альбома, когда пришел ко мне в квартиру. Но тело…

– Секретная операция советской военной разведки, ликвидация перебежчика, – спокойно объяснил Дмитрий. – В то время Иностранным отделом НКВД руководил Артузов, он же был заместителем начальника разведуправления Генштаба Красной армии. Он курировал обе операции, ему пришла идея совместить их. Перебежчик – мужчина примерно вашего возраста, роста, телосложения. Место действия – Швейцария. Бруно только передал им ваш паспорт и семейную фотографию. Мы с Верой в этом не участвовали. Там были другие исполнители. Они сбросили перебежчика с кормы теплохода, мы вывезли вас. А знаете, когда Бруно вернулся в Берлин, его принял лично Геринг. Ваша кончина очень огорчила премьер-министра, его супруга даже всплакнула. Спасибо Джованни Касолли, что не дал вам сделать сказку былью.

– Из-за меня убили человека, – прошептал доктор по-немецки. – Убили зверски, бросили под винты теплохода…

Он чуть не добавил: «Чем же вы лучше Майрановского и Блохина?», но язык не повернулся бросить такое обвинение обреченному страдальцу.

– Какие нежности при нашей бедности… – Дмитрий опять попытался усмехнуться, и опять не получилось. – Убили его не из-за вас, под винты бросили уже мертвого. Он в любом случае был обречен, как все предатели Советской Родины. Я потому и вернулся. Врал себе, что не желаю стать предателем. На самом деле – обыкновенный человеческий страх. Найдут и убьют. Как они меня обрабатывали… Я чуть не сдал Бруно.

– Что же вас остановило?

– Касолли обещал вывезти Веру и ребенка в Англию, если я не сдам Бруно. Я знаю имя и адрес тибетского доктора, который взялся лечить Барбару, и еще многое. Бруно полностью доверял мне. Бруно поможет Вере, если, конечно, сам уцелеет, если я не сдам его… Касолли обещал…

– Обещал – значит сделает.

– Во всяком случае, попытается. Остается хотя бы надежда… Это ведь он помог Бруно уйти к англичанам. Только он такой же Джованни Касолли, как я Андре Шимани, такой же итальянец, как я француз.

Белое платье из китайского шелка пришлось ушивать. Маша к весне похудела, февраль пролетел в ежедневных многочасовых репетициях, начался март, ветреный, ледяной, с частыми приступами колючего снегопада. Накануне свадьбы Илья привел ее в коммуналку на Пресню, познакомил со своей мамашей. Мощная, широкоплечая, благоухающая одеколоном «Красный мак», Настасья так стиснула Машу в объятьях, что захрустели кости, и сочно расцеловала в обе щеки, приговаривая: