Роберт Ладлэм - Зов Халидона

— Вообще мы люди довольно непритязательные, — начал Дэниел. — Те немногие достижения цивилизаций, в которых мы нуждаемся, — лекарства, например, или сельскохозяйственное оборудование, — у нас есть. Их приносят сюда наши люди теми же потаёнными тропами. Всем другим нас обеспечивает наша земля. Воспитание, как вы сказали, сводится к тому, чтобы объяснить, какими несметными богатствами мы владеем. И изоляция от внешнего мира далеко не полная. Вы в этом скоро убедитесь сами.

С детства, продолжал. Дэниел, юным халидонцам внушают, что родиться здесь — это особая привилегия, которую необходимо оправдывать всей своей жизнью. На ранней стадии воспитания формируется этика поведения, в основе которой — необходимость максимально полной реализации способностей каждого на благо общества. Они получают исчерпывающую информацию о внешнем мире — обо всех его преимуществах и недостатках, о простоте и сложности его устройства, о его гуманизме и жестокости, о добре и зле. Не утаивается ничего; в юношеском воображении не остается места преувеличенным ожиданиям. Тяга к житейским соблазнам уравновешивается — может, и чересчур жестко, признал Дэниел, — сознанием неизбежности наказания.

В двенадцать лет юные халидонцы проходят целую серию тестов. Сначала их экзаменуют учителя, потом — старейшины племени и, наконец, сам министр совета. По результатам этих экзаменов отбираются те, кого будут специально готовить для жизни и работы во внешнем мире. Им предстоит еще три года обучения, за которые они приобретают специальные навыки и основы профессиональных знаний.

К шестнадцати годам подростков выводят во внешний мир. Они живут в семьях халидонцев, за исключением редких случаев досрочного возвращения в родную семью, подростки проводят со своими приемными родителями-наставниками несколько лет.

— А бывают ли случаи дезертирства? — полюбопытствовал Алекс.

— Редко. Отбор очень строг.

— А что происходит, если вы все-таки ошибетесь? Если...

— На этот вопрос я отвечать не буду, — прервал его министр. — Замечу только, что «Лабиринт Аквабы» — это пострашнее любой тюрьмы. И это сводит, количество нарушителей — как внутри, так и вовне — к минимуму. Во всяком случае, случаи дезертирства исключительно редки.

По тону Дэниела Алекс понял, что лучше не продолжать эту тему.

— Их возвращают?

Дэниел молча кивнул.

Рост населения Халидона контролировался. Впрочем, заметил Дэниел, на каждую пару, захотевшую иметь больше детей, чем разрешено, всегда находились семьи, ограничивающиеся одним ребенком или не заводящие их вовсе. И, к удивлению Маколифа, министр добавил:

— Браки происходят не только внутри племени, но и с людьми из внешнего мира. Это, разумеется, неизбежно и, более того, желательно. Но это сложная процедура, занимающая много месяцев, и довольно жесткая.

— Приподнимаете завесу?

— Что-то в этом роде. Но вы даже представить себе не можете, насколько все сурово. Этим занимается специальная служба безопасности.

— А как вы поступаете, если такой брак распадается?

— Исходите из общей логики, доктор.

— Подозреваю, наказание очень сурово...

— Подозревать вы можете что угодно, — ответил Дэниел, трогаясь с места. — Но вам гораздо полезнее обратить внимание на то, что у нас есть служба безопасности... сотни человек во всех странах мира. Они внедрены во все области науки и производства, во все правительства, в десятки университетов и институтов... И вы никогда не узнаете, кто принадлежит к Халидону. Это наша угроза внешнему миру и наше единственное средство защиты.

— Вы хотите сказать, что, если я сообщу кому-либо о том, что знаю, вы убьете меня?

— Не только вас, но и всю вашу семью. Жену, детей, родителей... Любовниц, близких друзей, каждого, кто имел или имеет какое-то значение в вашей жизни. Ваша личность, само воспоминание о ней будет стерто с лица земли.

— Но вам не удастся проследить всех, с кем я общаюсь, кому звоню по телефону. Вы не сумеете проконтролировать каждую минуту! Никому это не под силу. Я могу обратиться за помощью к армии, я могу вас найти!

— Нет, не сможете, — спокойно отреагировал Дэниел. — По тем же причинам, по которым это до сих пор не удалось никому... Мы почти пришли.

Они оказались на краю поля. Под густым навесом листвы, которая почти не пропускала и без того уже слабый свет.

Внезапно в воздухе разнесся жуткий всепроникающий звук. Какое-то нечеловеческое завывание. Низкий, доносящийся отовсюду и порождающий многочисленное эхо вой сжимал горло и не давал вздохнуть. Он напоминал звук ураганного ветра в лесу, медленно нарастающий и переходящий по мере приближения в рев, выворачивающий все внутренности.

Он становился все громче и громче; эхо подхватывало басы и разносилось в джунглях, отражалось от горных склонов... Казалось, что дрожит сама земля.

Когда он прекратился так же внезапно, как и возник, Маколиф заметил в сгущающейся темноте человеческие фигуры, которые размеренно и спокойно двигались по полю к какой-то определенной цели. Некоторые из них в руках несли тускло горевшие факелы.

Поначалу их было четверо или пятеро; они шли от ворот. Потом со стороны южного берега озера появилось еще несколько, а по самому озеру скользили плоскодонки с факелами.

Спустя несколько минут их стало десять, двадцать, тридцать... Маколиф бросил считать. Они шли со всех сторон. Множество медленно движущихся и покачивающихся на ходу фигур пересекали поле.

И все они направлялись туда, где стояли Дэниел и Маколиф.

Вновь раздался нечеловеческий вой. Еще более громкий — хотя, казалось, это уже невозможно, — чем прежде. Алекс зажал руками уши, чувствуя, как от вибрации воздуха буквально раскалывается голова и боль пронизывает его насквозь.

Дэниел дотронулся до его плеча. Алекс дернулся, словно его огрели бичом. На мгновение ему показалось, что так оно и есть, настолько болело уже все тело, измученное этим оглушающим, жутким воем.

— Пойдемте, — произнес Дэниел мягко. — Халлидаун может покалечить вас.

Маколиф не сомневался, что правильно расслышал слово. Дэниел произнес не «халидон», а именно «халлидаун» — словно этот заполонивший пространство оглушающий звук заставил его заговорить на древнем языке.

Дэниел быстрым шагом направился к тому месту, которое Алекс сначала принял за непроходимые заросли. Потом он начал спускаться вниз по некоему подобию траншеи. Алекс бегом кинулся за ним и чуть не свалился в длинный, круто уходящий вниз коридор с вырубленными в скале ступенями.

Странная лестница постепенно расширялась, и Алекс вдруг обнаружил, что находится в примитивном амфитеатре со стенами высотой не меньше тридцати футов. Ступени превратились в полукруг нисходящих каменных рядов для сидения.