Роберт Ладлэм - Уик-энд Остермана

Таунсенд мягко удержал его, положив на его руку свою большую ладонь.

— Ты хочешь звонить Кардоуну?

— Что?..

— Я спросил, кому ты собираешься звонить, Кардоуну?

— Ты кто?.. Какого дьявола ты...

— Я друг Блэкстоуна. Не звони Кардоуну. Не делай этого ни при каких обстоятельствах, слышишь? Неужели ты не можешь понять, что сам себе роешь могилу?

— Я ничего не понимаю! Кто ты такой? — Тримейн старался говорить тихо, но голос его гулко разносился по бару.

— Послушай: Кардоун может быть опасен. Мы ему не доверяем. Мы в нем не уверены, как не уверены в Остерманах.

— О чем ты говоришь?

— Возможно, они сговорились. В таком случае ты остался один. Ты должен действовать хладнокровно и попытаться выяснить, как далеко они зашли. Мы будем поддерживать с тобой связь... Мистер Блэкстоун ведь уже сказал тебе об этом, да?

И тут Таунсенд сделал странную вещь. Он вынул из бумажника банкнот и положил его перед Ричардом Тримейном. Он произнес только два слова:

— Возьми это.

Затем он быстро поднялся и вышел из зала.

На столе остался лежать банкнот в сто долларов. «Он что, хотел меня купить, — недоумевал Тримейн. — Нет, это просто символ. Цена. Не важно какая».

Когда Фоссет вошел в гостиничный номер, двое находившихся там мужчин стояли склонившись над столом, на котором были разложены какие-то бумаги и карты. Один из присутствующих был Грувер. Второго звали Коул.

Фоссет снял шляпу и темные очки и положил их на бюро.

— Все в порядке? — осведомился Грувер.

— Все идет по плану. Если, конечно, Тримейн не слишком напьется в «Билтморе».

— Даже если он напьется, — сказал Коул, не поднимая глаз от карты автомобильных дорог штата Нью-Джерси, — какой-нибудь добродушный, падкий на взятки полицейский все уладит.

— Вы поставили своих людей по обе стороны моста?

— Да. И у туннелей. Иногда он едет в город через туннель Линкольна и подъезжает к дому со стороны Паркуэй...

Мои люди все время на связи. — Коул делал какие-то пометки на листе кальки, наложенном на карту.

Зазвонил телефон. Грувер шагнул к туалетному столику и взял трубку.

— Грувер слушает... Да? Хорошо, мы перепроверим, но я уверен, мы бы знали, если бы он... Хорошо. Не беспокойтесь. Держите с нами связь. — Грувер положил трубку и постоял какое-то мгновение у аппарата.

— Что там случилось? — Фоссет снял белый пиджак и стал закатывать рукава.

— Это из Лос-Анджелеса. Между тем моментом, когда Остерман покинул студию и был остановлен в Малхолланде, они минут на двадцать потеряли его из виду. Беспокоятся, не мог ли он за это время связаться с Кардоуном или Тримейном.

Коул поднял взгляд от стола.

— Около одиннадцати по нашему, около десяти по калифорнийскому времени?

— Да.

— Кардоун был в своей машине, а Тримейн на улице. Ни до того, ни до другого он просто не смог бы дозвониться.

— Я понимаю, чего они боятся, — перебил его Фоссет. — Тримейн сегодня днем, не тратя времени, стал звонить Кардоуну.

— Мы предвидели это, Лэрри, — кивнул Коул. — Мы перехватили бы их, если бы они назначили встречу.

— Да, я знаю. И все же риск был.

Коул громко рассмеялся, поднимая кальку с карты.

— Ты планируешь, мы выполняем. Вот здесь все дороги, ведущие в город.

— Мы ведь уже составляли схему.

— Джордж забыл захватить копию, а все остальные карты в деле. На командном пункте должна быть карта района боевых действий.

— Это моя вина, — улыбнулся Грувер. — Я до двух ночи был на совещании, а к половине седьмого нужно успеть на самолет. Я забыл и бритву, и зубную щетку, и Бог знает что еще.

Телефон опять зазвонил, и Грувер снял трубку.

— ...Понятно... подождите минутку — Он опустил руку с трубкой и повернулся к Лоренсу Фоссету: — Наш второй шофер не поладил с Кардоуном...

— О Господи! Надеюсь, ничего страшного не произошло?

— Нет-нет. Вспыльчивый чемпион попытался вылезти из машины и затеять драку, но все обошлось.

— Передай шоферу, чтобы ехал назад в Вашингтон. Пусть выбирается из этого района.

— Возвращайся назад, Джим... Да, конечно, можешь... О'кей. Увидимся на базе. — Грувер положил трубку и подошел к столу.

— А что Джим «конечно, может»?

— Оставить машину в Мэриленде. Ему кажется, что Кардоун запомнил номер.

— Прекрасно. А что семья Цезаря?

— Их хорошо проинструктировали, — сообщил Коул, — теперь они ждут не дождутся, когда объявится некий Джузеппе Амбруззио Кардионе. Сын Цезаря из штанов выпрыгнет, чтобы лишний раз доказать, что не имеет ничего общего со своим папочкой.

— Что это значит? — Грувер поднес к сигарете зажигалку.

— Старик Цезарь сколотил рэкетом состояние. А его старший сын работает в конторе окружного прокурора и фанатично ненавидит все связанное с мафией.

— Замаливает семейные грехи?

— Да, что-то в этом роде.

Фоссет подошел к окну и поглядел вниз на ярко-зеленый ковер Центрального парка. Когда он заговорил, голос его был очень тихим, но в нем звучал такой неподдельный азарт, что его коллеги не смогли сдержать улыбок.

— Игра началась. Ставки сделаны. Все они напуганы и сбиты с толку. Ни один не знает, что произошло и как нужно себя вести. Теперь мы подождем и посмотрим. Дадим им передохнуть. Исчезнем на двадцать четыре часа... И у «Омеги» не будет выхода. Им придется действовать.

Среда, десять пятнадцать утра

Когда Таннер приехал в свой офис, было уже четверть одиннадцатого. Хотя он понимал, что Фоссет прав, ему с большим трудом удалось уговорить себя выйти из дома. Сев за рабочий стол, Таннер принялся просматривать почту и записки. Все просили совета. Никто не желал принимать решения самостоятельно.

«Как музыканты, чутко следящие за взмахом дирижерской палочки. Или собрание, послушное воле своего председателя», — подумал он.

Подняв трубку, Джон Таннер набрал код Нью-Джерси.

— Привет, Эли.

— Привет, дорогой. Ты что-нибудь забыл?

— Нет... Просто соскучился. Чем ты занимаешься?

В доме номер двадцать два по Орчед-Драйв в Сэддл-Вэлли Элис Таннер счастливо улыбнулась.

— Чем занимаюсь?.. Согласно приказу великого хана я надзираю за тем, как его сын убирает в подвале. И, подчиняясь воле того же хана, заставляю его бедную дочь жарким июльским утром корпеть над книгами, которые им в школе велели прочитать за лето. Как еще она сможет попасть к двенадцати годам в Беркли?

Таннер почувствовал в голосе жены недовольство. Кода она была маленькой девочкой, то проводила летние каникулы в грустном одиночестве. И теперь ей хотелось, чтобы каникулы дочери были беззаботными и веселыми.

— Хорошо, пусть она отдохнет...

— Звонила Нэнси Лумис и спрашивала, сможет ли Дженет прийти к ним на ленч...

— Эли... — Таннер переложил трубку в левую руку. — Я бы отложил визит к Лумисам на несколько дней...