Роберт Ладлэм - Круг Матарезе

- Конечно нет. Перелет был короткий. Я прибыл из Милана...

Талейникова проводили на виллу, столь роскошную некогда, что даже по развалинам на обширной территории и сейчас можно было догадаться о богатстве и могуществе ее владельца.

От построек, правда, остались лишь трубы и фрагменты стен. Валявшиеся в траве каменные плиты напоминали о том, что здесь когда-то была широкая подъездная аллея, заканчивавшаяся величественной мраморной лестницей, ступени которой лежали полукругом. Обломки фриза и какие-то балки были разбросаны повсюду, а сочная трава некогда роскошных газонов принята. Дорожки и променад заросли, но их очертания угадывались без труда, подтверждая, что вокруг был разбит прекрасный парк и всевозможные цветники. Руины величаво покоились в лунном свете, словно памятник Гильому де Матарезе, воздвигнутый им самим как напоминание, что время не властно над сильными мира сего. Владения этого господина как бы жили своей собственной жизнью, наделенные какой-то мистической силой, порождая загадочные образы и видения.

Василий услышал чьи-то голоса у себя за спиной. Мальчик, который сопровождал его, тем временем исчез. Из темноты выступили двое, пробормотав приветствия сомнительного свойства, за которыми последовал допрос, растянувшийся почти на час. Талейникову не составило бы труда поставить обоих корсиканцев на место, а затем и отвадить, чтобы не лезли впредь, но он решил, что будет непозволительной роскошью расстаться с любопытными, тем более, что любопытство привело сюда и его самого. Он знал также, что выудить информацию из угрюмых собеседников куда легче, если они завязали разговор сами, и предпочтительнее не задавать вопросы, а слушать, не очень щедро распространяясь о себе. Вопреки предположениям Василия, разговор шел как-то вяло, подошедшие оказались скупы на слова.

- Уходите туда, откуда пришли, синьор! Здесь вы ничего не добьетесь, здесь нет того, что вам нужно. А мы ничего не знаем. Тут свирепствовала страшная болезнь, она унесла многих. Никого не осталось из тех, кто мог бы поведать вам о прошлых временах.

- Но может, в холмах остались те, кто постарше? Может, я поспрашиваю у них и кое-что разузнаю?

- Мы и есть старожилы, синьор, но мы не можем ответить на ваши вопросы. Идите себе, возвращайтесь назад! Мы невежественные люди, простые пастухи, мы заняты лишь своими делами и не любим, когда чужаки вторгаются в нашу жизнь и ходят нашими тропами. Ступайте!..

- Приму ваши слова к сведению...

- Не обременяйте себя запоминанием наших слов. Оставьте нас и все тут!

Утром Василий еще раз вернулся к развалинам виллы обошел окрестности, пытаясь заговорить с людьми, но - безуспешно. Темные глаза корсиканцев смотрели настороженно и недружелюбно. Никто не хотел отвечать на его вопросы. Никто ничего не сообщил ему, но зато он убедился, что его присутствие беспокоит людей. Они молча сопровождали его, куда бы он ни направился, и даже преследовали его тайно. Слух о нем опережал его приближение к домам. Никто не пригласил Василия к себе, не предложил чаю или посидеть у огня. Его отсылали, гнали прочь от порогов жилищ, ничего не объясняя.

А сегодня вечером хозяин гостиницы вдруг подошел к нему и сказал:

- Боюсь, синьор, что не смогу позволить вам гостить у меня дольше. Я сдал комнату другому.

- Жаль. Мне нужны всего лишь кресло или койка на одну ночь. Завтра утром я уезжаю. Я обнаружил то, что искал.

- И что же это такое, синьор?

- Скоро вы узнаете об этом, мой друг. После меня здесь появятся другие с настоящим оборудованием и снаряжением и проведут более тщательное расследование. Ведь все, что произошло здесь, это просто фантастика! Вы, конечно, понимаете, что я говорю это в научном смысле.

- Конечно... Еще одну ночь, наверное, можно...

Шесть часов спустя в его комнату ворвался человек и сделал два выстрела из обреза, который называли здесь "волк".

Талейников, правда, не дал застать себя врасплох. Заслышав шаги, он притаился за открытой дверцей шкафа и видел, как деревянная кровать, на которой, по мнению гостя, он должен был спать, разлетелась в щепки от крупнокалиберных пуль.

Звуки выстрелов разорвали ночную тишину гостиницы, но никто даже носа не высунул из дверей и тем более не прибежал посмотреть, что произошло. Наоборот, вооруженный человек постоял секунду в дверях и, пробормотав что-то на малопонятном диалекте, исчез. Василий расслышал эти слова и все повторял теперь про себя, чтобы не забыть: "Перро ностро чиркуло".

На первый взгляд слова эти были лишены смысла, так как Талейников не мог связать их с возникшей ситуацией. И все же они прозвучали как заклинание, как фраза из молитвы, пароль или клятва. "Во имя нашего круга!", а может, "За наш круг!" или "Ради для нашего круга!" - попробовал перевести Василий. Он собрал вещи и выбрался из гостиницы, как только незнакомец скрылся. Василий направился по разбитой грязной дороге, что уводила от Порто-Веккьо вверх к холмам. Когда он забрался на вершину холма и глянул вниз, он заметил огонек сигареты. Значит, кто-то пошел за ним. Стоило выждать и убедиться.

Если Скофилд появился, то он должен воспользоваться этой же дорогой. Сегодня истекали четвертые сутки, а ведь американец признал, что ему тоже остается лишь Корсика, куда он доберется на третий или четвертый день.

Василий ждал его появления ночью, утром, а затем и до трех часов дня. Дольше рисковать он не мог. У подножия холма, заблокировав дорогу и тропы подъема, собрались преследователи. Они найдут и убьют его.

Разбившись на поисковые группы, преследователи начали восхождение. Они неумолимо приближались, сужая круг поиска, отсекая и блокируя все возможные ответвления троп. Ждать Скофилда становилось бессмысленным. Ведь у Василия не было даже уверенности, что Беовулф сумел избежать сетей, расставленных ему в его собственной стране, тем более представлялось невероятным, что Скофилд все же доберется до Корсики. Василий томился ожиданием, изнывая от палящего солнца, и ломал голову, как поступить. В три часа он решил действовать, чтобы к ночи ввести преследователей в заблуждение. Предстояло создать видимость своего присутствия одновременно в нескольких местах: там срубить ветку, там обрушить кладку камней, где-то в кустах примять телом траву, где-то оставить кострище, а затем мелькнуть во весь рост на какой-нибудь площадке, но в стороне от якобы пройденной тропы. Он метался и возникал то тут, то там, словно Фигаро, успевая наделать следов и обеспечить эффект присутствия в самых разных направлениях. Он спешил, а потому устал и выбился из сил, перебегая с места на место.

Сначала он пробрался сквозь гущу деревьев по тропе, что вела назад к Порто-Веккьо, и на обочине справа поджег кучу сухих листьев; они дымили, издавая горький запах. Затем вернулся в лесок, собрал сухие ветки, уложил их в углубление и выстрелил из своего "бурана". Ветки и сучья занялись ярким пламенем треща и ломаясь с резким звуком, словно рвались петарды.