Александр Надеждин - Возвращение Одиссея. Будни тайной войны

Во-первых, очень смущал сам выбор места проведения этой операции, или, вернее, мероприятия, на что еще в Москве, во время расследования, интуитивно обратил внимание ведший это дело Курилович: десятки подобных бистро с аналогичными кабинками, телефонами и книгами-справочниками находились на гораздо меньшем удалении от посольства, и использование любого из них могло бы лишь облегчить выходящему на связь агенту его задачу. Во-вторых, была не очень понятна причина установления довольно жестких временных рамок для посещения места передачи сигнала, а именно – до двенадцати часов дня. При этом Нортон, опасаясь, что в первые, после прибытия в Париж, дни, а может быть, даже и недели Бутко не сможет, по тем или иным причинам, так свободно распоряжаться своим временем и перемещаться по городу, как раньше, не стал его привязывать к какому-то определенному дню выхода на маршрут, а предоставил право посетить бистро и оставить там сигнал тогда, когда он сам сочтет это для себя наиболее удобным и безопасным. Но что это в таком случае для него, Нортона, должно означать? Только то, что в течение весьма и весьма неопределенного времени ему самому либо же кому-то из его доверенных лиц придется ежедневно, после полудня, посещать назначенное ими место для того, чтобы не пропустить могущий там появиться в любой день сигнал.

Между тем если хорошенько проанализировать и сопоставить все эти нюансы, то можно прийти к одному очень любопытному умозаключению. А что, если выбор места постановки сигнала не случаен и связан с наличием где-нибудь поблизости какого-то другого места, а именно места, в котором, в силу тех или иных обстоятельств, ежедневно вынужден пребывать человек, чьей задачей является съем этого сигнала. Ведь если представить, например, что некто «игрек» живет или работает где-то неподалеку от вышеупомянутого бистро и каждый день после полудня, где-то от часа до двух, заходит туда, чтобы отобедать каким-нибудь тунцом по-провансальски или бургундской цесаркой с салом, а затем, спустившись вниз, чтобы посетить «на дорожку» туалетную комнату, проходит мимо телефонной кабинки с небрежно лежащей под аппаратом, на приставном пюпитре, замусоленной книгой-справочником, то тогда очень многие вещи находят свое объяснение и встают на свои места. Конечно, если этот самый «игрек» просто живет в одном из близлежащих домов, то любая, даже самая тщательная, рекогносцировка в этих местах практически абсолютно бесполезна и бесперспективна. А если не живет, а работает? Как там предусмотрительный мистер Нортон-Майлз советовал Бутко легендировать свой заход в бистро и вообще пребывание в данных краях? Посещением турбюро и автомобильного салона? Почему именно их? Может быть, потому, что поблизости больше нет никаких других более менее подходящих или солидных заведений? В таком случае можно ли допустить, хотя бы теоретически, что искомый «игрек» тоже работает как раз в одной из этих контор? Можно, почему нет. А коли так, то почему бы не попробовать слегка, под благовидным предлогом, не «провентилировать» эти места? Так, на всякий случай. Без всяких трепетных ожиданий.

Сформулированная мысль есть побуждение к действию. Приблизительно в четверть десятого, в понедельник, восьмого декабря, темно-зеленый «Пежо», шестьсот седьмой модели, плавно выехал из ворот в высокой железной ограде, окружающей по всему периметру огромное приземистое здание, занимающее почти целый квартал в четырнадцатом округе Парижа, по бульвару маршала Ланна, и чем-то напоминающее, по своей конструкции, урезанный по высоте Кремлевский Дворец съездов. За рулем машины сидел среднего роста и спортивного телосложения мужчина, лет сорока пяти, поблескивающий своим бритым под абсолютный ноль черепом. Это был второй выезд нового парижского резидента российской Службы внешней разведки на просторы подопечного ему теперь на некоторый, вполне возможно достаточно продолжительный, срок славного города, где некогда, как справедливо заметил Ахаян, жили потомки древних галлов, а ныне пестрела совершенно невообразимая смесь наций, народов и рас. На заднем сиденье автомобиля, позаимствованного, как это иногда случалось и ранее, у «чистого» советника посольства, находился практически полностью невидимый за тонированными стеклами Иванов. В принципе он мог бы отправиться на это задание самостоятельно. Но, во-первых, в свете последних событий нельзя было исключать того, что, зафиксировав со своего стационарного поста наблюдения на водительском месте посольского «Пежо» его уже хорошо известные французской контрразведке фас и профиль, дээстэшникам [39] вдруг придет в голову, тоже на всякий случай, «покататься у него на хвосте», что в данной ситуации было вовсе не желательно. Соколовский же был для них фигурой еще новой, не «засвеченной», а значит, и не заслуживающей пока того, чтобы на него тратить всуе драгоценные усилия местной «наружки». Во-вторых, Олегу нужно было как следует приладить к себе привезенную из Москвы дополнительную бутафорскую растительность, а где это можно было сделать более спокойно и тщательно, как не на заднем сиденье неспешно курсирующего по парижским улицам маленького самодвижущегося кусочка российского посольства. Не маскироваться же ради этого в городских общественных туалетах. Ну и, наконец, в-третьих, его нынешнему новому шефу как воздух нужна была каждодневная усиленная водительская практика, чтобы как можно быстрее сориентироваться в этом не самом простом и вольготном для любого владельца железного коня мегаполисе и почувствовать изменчивый темп и ритм его вечного безостановочного движения.

Помотавшись чуть более часа по основным городским магистралям правого берега Сены, периодически выскакивая на изломанное кольцо больших бульваров, темно-зеленый «Пежо», наконец, без пяти минут одиннадцать пришвартовался на обочине нечетной стороны улицы Филипа Жерара. Накоротке распрощавшись с бритоголовым водителем, заметно обросший за недолгое время своего автомобильного турне пассажир заднего сиденья машины с не очень сильно бросающимся в глаза дипломатическим номером выскользнул наружу и тут же повернул назад. Пройдя в обратном направлении по той же улице метров восемьдесят-сто и внимательно следя по ходу своего движения за тем, не пытается ли какая-нибудь идущая по тому же пути за «Пежо», в потоке, машина неестественно резкими маневрами быстренько приткнуться к свободному месту на обочине тротуара, он ровно в одиннадцать тридцать подошел к входному вестибюлю станции метро «Ля Шапель», возле которого его уже поджидала молодая блондинка лет двадцати семи, в бежевом манто и симпатичной черной шляпке, немного напоминающей перевернутую плетеную тарелочку для фруктов. Обменявшись с блондинкой легкими поцелуями в щеку, Иванов через минуту скрылся вместе с ней в недрах парижской подземки.