Герман Матвеев - Сборник повестей Дела давно минувших дней

— А кто он такой?

— Много будешь знать, скоро состаришься.

— Он с хуторов. Ногу на Гражданской войне оторвало, — уверенно сказал Васька, вспомнив, как однажды безногий заходил к деду за медом.

— Ты его знаешь? Он у нас больше в разведке. С немцами умеет по-ихнему говорить.

— Ну?

— Верно, даже лучше их понимает.

— Где же он выучился?

— В плену четыре года был. С самого начала той войны.

Снова раздался тонкий свист.

— Погоди-ка, Василь. Никак собирают. Зря сидели, — сказал Помелов, поднимаясь с травы.

— А дед наш рябчиком свистел.

— Дурень. Рябчики теперь молчат.

— Немцы об этом не знают.

— Да, да. Ты думаешь, они лаптем щи хлебают. Иди за мной. Они, брат, такие дотошные. Недаром говорят, что немцы обезьяну выдумали.

— А про рябчиков не знают, — упрямо сказал Васька, пробираясь между веток за Помеловым.

Перебежали дорогу. В лесу дожидались несколько человек. Все вооружены гранатами, автоматами, многих Васька знал еще с первой встречи. Безногий шептался с Вихаревым в стороне. Появлялись всё новые партизаны: молчаливые, со злыми глазами. Только Помелов улыбался, встречая вновь прибывающих.

— Подтяни, Гаврюшка, поясок. Порты свалятся, — шутил он вполголоса. — Просидели на лабазе, а ведмедь-то и не пришел. Ищи его теперь по лесу.

Собралось человек тридцать. К Ваське подошел рыжий колхозник из их деревни. Похлопал мальчика по спине.

— Не горюй, Василий. Двум смертям не бывать, одной не миновать. Ипат хорошо помер. По-геройски — не в кровати. Теперь ты на его место становись.

— Я ничего, дядя Матвей. Только жалко.

На глаза опять навернулись слезы. Растрогало сочувствие. Вспомнился дед.

— Жалко, конечно, жалко. Всем жалко. Такого старика — враз не найдешь.

Мальчика обступили со всех сторон.

— Этот в него растет. Он германцу за деда отомстит.

— А мы поможем. Так, что ли, партизан?

— Так! — согласился Васька.

— Упорный был старик. Кремень.

— Да… Лукич — тот безответный. Они с Ипатом с малых лет дружили, — сказал Матвей.

К группе подошел командир. Партизаны замолчали. Вихарев взял из рук Васьки автомат, тщательно осмотрел.

— Сам чистил?

— Сам.

— А ну-ка разряди.

Васька быстро разрядил протянутое ружье.

— Пружину вынь.

Мальчик так же ловко исполнил приказание.

— Ну ладно, собирай, — сказал командир, переглянувшись с партизанами. — Автомат закрепляю за тобой. Запомни его номер, ухаживай. Гранату знаешь?

— Знаю.

Васька вытащил из-за пояса стоявшего рядом Помелова гранату, снял с предохранителя.

— Вот если так поставить — взорвется. А если так — безопасная. Капсуль сюда втыкается и запирается. Эта называется рубашка. Ее можно и снять.

— Не надо, не снимай. Кто тебя научил?

— Дед. А потом у нас летчик Захаров был.

— Мы тебя возьмем в отряд. Будем вместе бороться с захватчиками. Твой дед просил позаботиться о тебе. Согласен? — спросил Вихарев.

— Согласен.

— Помелов, вы с ним раньше знакомы. Держите его возле себя. За мальчика вы мне отвечаете. Понятно?

— Вполне понятно, товарищ командир.

— Такой парень не обуза. Он сам в беде выручит, — сказал рыжий. — Ипатово племя.

— С этим покончим. Теперь вот что, ребятки. Начальство передумало ехать на пожар.

— Заслабело! — усмехнулся один из партизан.

— Скорей всего, что так. Просидели мы тут напрасно. Сейчас двинемся к дому. Помелов, Матвей, Гаврюшка и еще трое желающих…

— Назначай сам. Все желающие, — сказал пожилой крестьянин с густой щетинистой бородой.

Вихарев назвал троих. Объяснил задачу.

— Сходите до Семеновки. Надо покончить с Мельником. Очень уж он стараться стал. Сделайте это без шума. Матвей за старшего. Есть хотите? Ну-ка, товарищи, поделимся с ними неприкосновенными запасами.

У партизан в карманах оказались пакетики с продуктами, тратить которые они могли только с разрешения командира. Так называемое НЗ. Пакетик развернули. Уходившим в Семеновку каждый дал половину своего пайка. Остальное тут же съели.

Васька в стороне смотрел жадными глазами на дележку. О нем позабыли. Вспомнили, когда все было съедено, а шестерка уже ушла.

— Где у нас молодой-то? — спросил Вихарев. — Вася, ты что дичишься?

— Товарищ командир, он без пайка остался.

— Неужели. Вот тебе и раз. Что же ты молчал?

— Я не хочу, — сказал Васька.

— Хочешь не хочешь, а делать нечего. Придется поголодать. Ни у кого не осталось? — спросил командир.

— Зараз проглотили. Много ли досталось, — ответил за всех пожилой партизан.

— Ну, что ж… как-нибудь потерпи.

— Привыкай. Не раз еще придется брюхо подтянуть.

Тронулись гуськом к месту стоянки. Васька заметил, что они шли теперь не к Лиховой горке, а куда-то в другую сторону, к железной дороге. Позднее узнал, что место переменили. Одного из бойцов немцы поймали живым. Под пыткой он мог выдать местопребывание отряда, поэтому приняли решение переселиться.

Сумерки сгущались, шли тихо, без разговоров. Васька, несмотря на голод, был доволен. Он устроился как нельзя лучше. Хотелось идти с Помеловым в Семеновку, но друг только отмахнулся.

— Раз командир не назначил — нельзя. Он строгий. С ним лучше не спорь, дисциплина должна быть. Успеешь еще.

Немного беспокоила судьба Насти. «Что она там делает. Ревет, наверное, одна-то. Надо будет отпроситься, сбегать к ней. Хорошо бы ее тоже в отряд. Она хоть и баба, а стреляет не хуже меня». Даже в душе Васька не хотел сознаться, что Настя стреляет лучше его. После того как дед объяснил ей правила, она стала стрелять удивительно метко. Раненая рука зажила, ружье держала крепко.

К полуночи дошли до места. Между деревьями поставили палатки, сверху, для маскировки, забросали ветками. Для варки пищи разложили в разных концах три костра, а над ними построили шалаши с отверстиями наверху для дыма. Огня не видно. Костры жгли только ночью, чтобы днем себя не обнаружить дымом.

— Ну вот что, товарищи! — сказал Вихарев, когда пришедшие собрались в ожидании дальнейших приказаний. — Завтра серьезная у нас будет работа. Сейчас идите ешьте и отдыхайте. Свободны! Вася, а ты за мной.

В палатку командира худая баба с большим животом принесла две миски с похлебкой, о которой давеча мечтал Помелов, хлеба, соли, печеной картошки. После еды Васька разомлел. Слушал командира словно во сне.

— Ты должен гордиться своим дедом, — тепло говорил Вихарев, закуривая трубку. — Последние часы его жизни тебе должны быть известны. К сожалению, всех подробностей я не знаю. Знаю, что он вместе со своим другом уничтожил пять самолетов, взорвал три подземных бензинохранилища, перестрелял сколько-то солдат и офицеров, пожаром уничтожил все постройки и вообще привел в полную негодность их аэродром. Когда мы виделись с Ипатом, он просил за тебя. Кончится война — учиться тебя направим… Да ты, никак, спишь. Устал. Давай-ка лучше сюда.