Александр Бабин - Икона из скита

Механик сделал удивленное лицо:

– Ну и законы у вас, староверов?! Врагу не пожелаешь. Люди болеют, а вы к врачам за помощью не обращаетесь?

– Вера наша не позволяет, слушались старосту. Он в ските был богом на земле.

– Наверно, мы в его избе поселились, дом как у барина, добротный.

– Хорошо помню, после революции новая власть нашу старообрядческую веру стала припирать, а жили общиной под Тверью. Вся община сюда добралась. Старосте дом первому отстроили, как ты говоришь барину.

– Далековато вас занесло, ближе-то не могли осесть?

– Старики все решают, молодым слово не дают, нельзя перечить – грех большой.

Механика заинтересовал быт в ските:

– Получается у вас староверов, куда не сунься везде грех. А как жен или женихов ищите, тут в тайге, как кроме малых народностей, и нет никого? Странные вы, какие-то люди?

– Никто без жен и женихов не оставался.

– Стало быть, женились без любви?!

– Любви?! Кто об этом спрашивал, отец выбрал жену – женись. Перечить отцу большой грех. Не отмолишь. Зато семьи крепкие, и ребятишки рождались здоровые, у староверов дураков нет.

– Как в зоне, – выкрикнул Веревка, явно сказав неуместные слова, виновато посмотрел на бригадира, а тот на него.

Сильвестр Карпович решил сгладить слова Веревки:

– Предлагаю пойти в скит, сидеть на бережку у костра не к чему. Кроме нас, никто больше сюда не приплывет. А пароход завтра подойдет. Мы, рыбаки, расписание судов знаем как отче наш. Мужики, продукты с собой возьмите, – приказал своим «рыбакам».

Механик сказал:

– Тогда давайте знакомиться, а то как-то неудобно, разговариваем, не зная имя-отчество. Я Анатолий.

– А я Сильвестр Карпович, это Паша и Иван, – бригадир показал рукой на Веревку с казначеем. А это наш друг камрад антифашист Курт, – назвав Гитлера настоящим именем, понимая, задаст летчик ему пару вопросов, сразу поймет, что он не русский.

– Антифашист?! – механик произнес слово торжественно.

– Поволжский немец. Война началась, власть русских немцев переселила в Сибирь, вот он ко мне в бригаду и попал. Остался.

– Получается, интернациональная у вас бригада?! – протянув руку немцу.

– Гутен так, – ответил Курт и подал тоже руку, но быстро ее разжал и пошел к катеру за продуктами…

Зайдя в поселок, Сильвестр Карпович радостно произнес:

– Эх, родные места, красота! Душа радуется! А вот и мой очаг, – показав рукой на добротный дом с резными наличниками. Бревна огромных размеров, деревянная крыша местами покрылась мхом. – Видите у крыльца бугорки, поросшие травой, здесь похоронены мои родители. Помню, как мать одна копала отцу могилу, вскоре и она померла. Геологи, когда в скит пришли, матушку похоронили рядом с отцом. Хоронили во дворах, кладбище от скита тут недалеко, но сил ни у кого не было носить покойников. Мне тогда восемь лет было, но хорошо все помню, – остановился и, повернувшись к механику, сказал: – Анатолий, мы бригадой обустроимся в родном доме, отдохнем с дороги, да и уже поздно ходить по гостям. Ваши друзья, наверно уже спят, все гурьбой завалимся, разбудим. Нам, рыбакам, такие ситуации знакомы, приезжаешь на рыбное место, а оно уже кем-то занято, конфликты бывают, – и засмеялся, еще раз убеждая механика, что они рыбаки, избегая встречи с людьми.

Механик находился в настроении, радуясь: есть на кого положиться. Завтра, подойдет пароход на нем имеется рация. Остается время дождаться спасателей:

– Нам это не грозит, мы не рыбаки, для нас, летчиков, все люди друзья! – улыбаясь. – Спасатели нас самих «ловят», надеюсь, скоро поймают. Конечно, обустраивайтесь, понимаю, с дороги вам нужно отдохнуть.

– Сегодня, если успеем обустроиться, расставим сеть в заводи, утром угостим вас горячей ухой вместо чая.

– Ухой! Это хорошо! Наш спирт, ваша уха – королевский завтрак! Тогда до завтра, – попрощался механик.

Сильвестр Карпович, зайдя в свой дом, переступив порог, встал, снял фуражку, заградив путь гостям. И стал молиться, крестясь, делая поклоны в сторону угла избы, где из окна падающий свет освещал лики икон:

– Господи, спаси нас и помилуй, Господи, спаси нас и помилуй, – повторял он одни и те же слова.

– Ну и долго будем стоять в дверях, вертухаев здесь нет, заходи смелее, – высказал недовольным голосом позади него Веревка. – Никак батюшкой хочешь стать? Молишься, ты своему богу, а он тебя в зону отправил. Неправильный у вас, староверов, бог, неправильный. Вот у нас, воров, он всегда с нами, взять наше золото, не так просто дал в награду, видно, за труды наши воровские праведные.

Хозяин дома в ответ пробурчал:

– Праведные. Народ обворовывать, вот ваши труды праведные, – пройдя в избу. – Предупреждаю: иконы не трогать и по домам не шариться, ничего в руки не брать. Все должно остаться на своих местах.

Веревка, не слушая хозяина, направился к иконостасу:

– Иконы-то, почему нельзя брать, можно будет их продать красиво! Все лишняя копейка, вижу у вас, староверов, они старинные, цены немалой, – подошел к иконостасу, взял в руки икону и стал ее рассматривать, царапая пальцем по ней. – Рублей пятьдесят стоит, не меньше. Иван, оцени, ты же имел дело с антиквариатом, – обратился к казначею, он не спускал глаз с иконостаса.

– Не слепой и так вижу, иконы цены немалой, можно загнать барыгам и поболе, – подошел к Веревке взял из его рук икону. – Иконы лучше продаются в Москве, в столице собрались все толстосумы страны: разные там артисты, писатели, вся интеллигенция барыжничает.

Хозяин твердой походкой подошел к ним, показывая своим видом, что его злить не надо:

– Я же сказал: ничего в доме не трогать, грех это, да и опасно. Антиквариат, еще мне тут приплели, безбожники. Положите икону на место.

Веревка взял икону у казначея:

– Что опасного-то, никак твоя икона нас по голове ударит? – ехидно улыбнулся. – Ты, хозяин, с нами точно умом тронулся. Давай так больше не шути, а то кто нас на пароход посадит, осторожнее нужно быть с мозгами, в больничку попадешь.

– Это вы будьте осторожнее, людям не нашей веры нельзя брать в руки старообрядческие иконы – несчастье они вам принесут.

– Я как погляжу, у вас, староверов, законы похлеще, чем в зоне. – Веревка передернул плечами и положил на место икону. – Давайте лучше похаваем, а то, что на голодный желудок базарить, один порожняк.

Сильвестр Карпович, видя, что обстановка накалилась, смягчил разговор:

– Вы тут ужин готовьте, а мы с Гитлером, фу-ты, с Куртом, – поправив сам себя, – у бережка сеть разбросим. Время еще не позднее. Обещали новых друзей угостить ухой, слово нужно держать. Мы недолго.

Веревка не смолчал:

– А что с золотом делать будем? Предлагаешь без охраны его оставить на ночь в катере? Людей мы не знаем, обкрадут. Все равно кто-то должен быть на стреме.