Василий Боярков - Участковая, плутовка и девушка-генерал

Являясь хорошенькой, двадцатисемилетней девушкой, обладающей великолепной фигурой, не отягченной избыточным весом, прибывшая медичка легко взбежала по закругленной лестнице; но… увидев перед собой многочисленных дохлых гадин, ненадолго остановилась, перекосив испуганной мимикой красивую физиономию, худощавую, миловидную, а книзу слегка треугольную, а заодно и расширив изумрудные глаза от панического, практически суеверного, страха; ее же каштановые волосы, спускавшиеся чуть ниже мочек округлых ушей и отмеченные недлинной, равномерной прической, в одно мгновение страшно взъерошились и, казалось бы, еле-еле заметно зашевелились. Разумеется, при виде небывалого ужаса, никем из присутствовавших людей раньше не виданного, первым делом она отпрянула на два шага назад, но, остановленная негромким окриком: «Не бойтесь, милая девушка, все оставшиеся здесь змеи являются мертвыми!», прозвучавшим из чувственных, малиновых губ, вернулась назад и продолжила подниматься, нерешительно преодолевая оставшиеся четыре ступеньки. Выражая обуревавшие мысли, она состроила неприятную гримасу, передававшую полнейшее отвращение, наморщила слегка выпиравший нос, казавшийся больше обычного, но ничуть не портивший приятного впечатления, и прочно сомкнула алые уста, накрашенные яркой помадой.

– Что тут случилось? – было первоочередное, о чем спросила Лаврентьева, осторожно переступая через раздавленных омерзительных змеек. – Нам позвонили и сообщили, что кого-то покусала гадюка; фактически же, созерцая представшую перед взором неестественную картину, можно сделать вывод, что, скорее всего, во внутренних помещениях происходила настоящая ужасная бойня. А что здесь за странный, противный запах?..

– Как будто бы пахнет человеческими фекалиями, – договорила Шарагина само собой просившийся вывод, как и ее более старшая спутница, оберегая новомодные ботильоны и стараясь ступать по наиболее чистым поверхностям, незагрязненным неприглядными нечистотами, отслоившимися от испачканных туловищ, и свободным от расплющенных, умерщвленных созданий, – наверное, поскольку основное жилище представляется неприступным, они всем скопом заползали через отхожее место, точнее, проникали вначале в отстойник, затем, перемещаясь по сливному трубопроводу, перебирались в унитаз, а выбраться дальше наружу – это для пронырливых и юрких «шнурочков» явилось незамысловатой проделкой простой и нисколько не осложнённой техники… Поправьте меня, если я окажусь неправа?!

Однако спорить с ней никому не хотелось, да по большей части было и некому; с другой же стороны, когда совсем неглупая брюнетка договаривала предположительную фразу, не лишенную рассудительной логики, невольные попутчицы как раз таки приблизились к уме́ршему лесничему, скончавшемуся ужасной смертью и чуть ранее подвергнутому неописуемым мукам; а значит, необходимо было начинать скрупулезно работать и каждому из подошедших сотрудников заниматься собственным делом: одной осматривать раны, а второй искать возможные ответы, способные помочь разъяснить таинственную загадку, а если повезет, привести к ужаснейшему, зато прямому и основному убийце. «Только бы не пришлось иметь дело с потусторонними силами, – между делом подумала Владислава, машинально считая раздавленные черные тушки и насчитывая никак не меньше восьмидесяти, – эк их сколько кто-то пригнал?.. А мужик ничего – молодец! – похвальное высказывание она относила к отважному защитнику деревенского дома, подвергнутому жестокому и жуткому нападению. – Стольких омерзительных гадин перед смертью успел отчаянно уничтожить; да-а… по-видимому, он очень любил обеих красавиц: и маленькую дочку, и молодую жену… похожих мужей еще поискать!..» Ее отвлечённые размышления прервались профессиональным заключением, сделанным местной фельдшерицей, закончившей с подробным осмотром; она вот только что поднялась от полностью посиневшего туловища, некогда представлявшегося красивым и сильным мужчиной, и делилась теперь добытыми результатами:

– На нём не менее сотни змеиных укусов – такой концентрации яда, попавшего в человеческое тело и проникшего в кровь, никто бы не выдержал; выражаясь проще, натерпевшийся мужчина вначале невероятно мучился, затем, парализованный, рухнул на пол, ну, а в дальнейшем, совсем через небольшой промежуток времени, неимоверно страдая, покорился жестокой судьбе, а следом в кошмарных мученьях представился.

Ничего другого, более приближавшего к истине, в детской комнате найдено не было («"Нихера" я, бестолковая, так и не поняла – может, чего у эксперта получится?» – рассудила самокритичная брюнетка, причем вполне справедливо и всесторонне правдиво), а потому обе девушки – и полицейская, и медичка – решили лишний раз ничего не напортить, а удрученные, поникшие, поспешили из кошмарного помещения, двигаясь к выходу. Оказавшись за пределами ужасавшего пространства, и та и другая более-менее облегченно вздохнули, а расставаясь возле витиеватой лестнице, спускавшейся книзу и, к удивлению, не загаженной умерщвленными трупиками, вежливо попрощались и отправились каждая по собственной надобности: одна – обслуживать следующий тревожный вызов, а вторая – пытаться разобраться в этом, нечаянно-нежданно возникшем.

Когда Шарагина возвратилась обратно и снова появилась в родительской комнате, то, к удивлению, обнаружила, что, оказывается, в том числе и преданный Палыч не оставался сидеть без полезного дела; говоря иначе, на момент ее прихода и добропорядочная хозяйка, и почтительный гость (каким-то невероятным чудом?) уложили переволновавшуюся девочку спать (наверное, подействовало прибытие существенной защитительной силы; по крайней мере, подобным образом полицейские ассоциируются в любом, нормальном понятии), после чего вдвоём, оба вместе, переместились к будуарному столику, украшенному фигурным широким зеркалом и установленному в дальнем, левом, углу, уселись друг против друга и делились теперь возникшими мыслями, причем Алексеев задавал вопросы, наводившие на правильные и трезвые размышления, а даваемые ответы усердно записывал, угрюмая же хозяйка пыталась построить осмысленную и хоть сколько-нибудь правдоподобную версию.

– Опергруппа еще не приехала? – ненадолго оторвавшись от записей, поинтересовался он, едва за возвратившейся участковой поплотнее закрылась входная белёсая дверца.

– Нет, а с какой, спрашивается, целью допытываешься, – в свою очередь спросила кареглазая сослуживица, придав смугловатому лицу придирчивое, если и не лукавое выражение; она приблизилась почти вплотную и через плечо стала заглядывать в подробно произведенные записи, – наверное, чего-то уже «накопал»? – конечно же, она имела в виду «существенно приблизился к объясняемой истине».