Ильгар Ахадов - Однажды…

– Оно было размером 3 на 4. Меня сфоткали в ЦВР, когда заводили личное дело, – вздохнул рассказчик.

– Бедная девочка, – тихо промолвила Гюля. – Недолго длилось ее счастье…

Аталай со слезами уткнулась в плечо Ганмурата. После бесцеремонно высморкала нос в его пиджак.

– А кто ее? – спросил Арзуман.

– Разве не ясно? – переспросил уныло Длинный, вновь наливая себе.

– Не совсем, – ответил уже Прилизанный. – Ясно, что особисты или как они там… не стали бы нанимать стрелка, это абсурд. Это вероятно ваши московские “друзья”. Но все-таки проясните.

– А-а… – махнул Длинный. – Я должен был предвидеть. Никогда себе не прощу!

И резко опрокинул содержимое рюмки…

Недалеко от нашей дачи тогда было одно, более или менее высотное сооружение – минарет старой мечети, я его описал. Вот оттуда, видимо, и был произведен выстрел. Я после проверил, двор просматривался – наш маленький дом в поселке был предпоследний. После, в сторону мечети, а далее к морю простирался пустырь с редкими инжирными деревьями и виноградными лозами вдоль песчаной дороги.

Скорее их было двое. Кто-то из местных должен был содействовать. Вспомнил слова Тощего.

“– У нас в Баку такие длинные руки, что ее из любой норы выкопают…”

Менты появились быстро. Как будто за дверью ждали. Медальон Наили все еще был в руке, когда на запястьях зазвенели наручники.

Кстати, этот же медальон стал основным вещдоком у следствия, выдвинувшего как рабочую бытовую версию убийства. Выгребли на свет мое криминальное прошлое. Вы же помните, я находился в розыске и обвинялся в убийстве гизира Бахтияра Мамедова.

И ментовское начальство довольно потерло руки. Попался серьезный типаж, а это, как минимум, повышение званий и рост количества звездочек на погонах.

Заодно можно было повесить на меня еще нескольких “собак”, все равно терять нечего.

Ведущий дело следователь в доверительной беседе со мной все так деловито и объяснил. За “чистосердечное признание” обещали долго не мучить, сносно содержать во время следствия и посодействовать, чтобы меня не расстреляли, если даже вынесут убойный приговор. Была зима 1996-го, смертную казнь отменят в Азербайджане, кажется, в 98-ом, хотя после я узнал, что вышка в принципе и так редко применялась к заключенным. Но эти два убийства классифицировались совершившимися при отягчающих обстоятельствах, так как жертвы находились при исполнении. Потому мне реально светила дырка в затылке.

Да, конечно, в деле были нюансы. Выстрел произвелся с дальнего расстояния – это установила бы баллистическая экспертиза, если, конечно, она проводилась бы при таком беспредельном раскладе. Отсутствовало орудие убийства, а также – почему я, практически, сдался.

Но это разве проблема для наших “сыщиков”? Главное, у следствия был мотив – ревность. Выяснилось, что Мамедова я тоже убил из ревности к Саламовой. Такова была официальная версия следствия. И что немаловажно – идентичный почерк. Обе жертвы были убиты из СВД.

Так что, сказал напоследок следователь по особо важным делам в чине майора – толстый с помятым пиджаком небритый тип – или по-доброму, в здравии признайся, что и как, а мы тебе поможем, если что где не сходится, или… Тут он противно ухмыльнулся, пустив дым от сигареты мне в лицо. Мол, человек ты серьезный, раз порешил аж двоих, не какой-нибудь ворюга, жаль такого ломать. С такими талантами ты и на зоне карьеру сделаешь… Так все равно же признаешься, куда денешься. Лучше сам…

Я вспомнил Мансурова и вздохнул. Неужели мне предстоит повторить его судьбу?

Попросил три дня на размышление, обещав в конце принять приемлемый для него вариант. Он с радостью согласился. У них тоже своя мораль, хоть и искаженная действительностью. Они просто так человека не ломают, если не совсем конченые твари.

В общем, как везде…

– Подождите, – вновь нетерпеливо перебил Прилизанный, – вы хотите сказать, что собирались брать оба убийства на себя?

– А был другой выход? – пожал плечи Длинный. – Знаете, вертеться на кончике швабры меня мало прельщало… Люди, которые могли бы доказать мою невиновность, сами были в дерьме, а Саламова убита. Оставался, правда, фактор Расулова.

– Вы хотели выиграть время? – догадалась Гюлечка.

Длинный кивнул:

– Мехди должен был сделать нужный ход. Он так и поступил.

– А что он предпринял?

– Информировал особистов. Он правильно проанализировал, что в ментовке у меня ноль шансов. А у особистов, пока те в чем-то разберутся, пройдет определенное время, пока появятся результаты от действий Гаджиева.

– А ваша московская организация? Эти твари хоть узнали о вашем аресте? Что они своей кровожадной, тупой вендеттой подставили вас? – в сердцах высказалась Аталай.

Длинный кивнул:

– Расулов информировал Павла, а тот Трофима. Романовы рвались в Баку, но, как и я ожидал, им запретили въезд. Отказ был мотивирован тем, что ведутся следственные мероприятия, и братьям появляться в Баку нежелательно.

Павел догадывался, кто заказчик. Но, не подал виду и даже при встрече с Тощим небрежно уронил, что верит официальной версии убийства сестры мною на почве ревности. Что-то подозрительно выглядело сначала ее, а после и мой скорый отлет в Баку. Может я ее преследовал? Что мы с ней вечно шушукались, наверно втайне и встречались.

Это было умно. Скорее Тощий планировал и от братьев избавиться. А заявление Павла, видимо, это предупредило. Во всяком случае братья остались живы.

Толику же не надо было играть, потому он прямо при Трофиме впал в ярость и начал орать, что меня из-под земли достанет и закопает. Он со своими скудными мозгами поверил, что это моих рук дело, а Павел не стал переубеждать, рассудив, так будет лучше. Младший был эмоционален, не умел скрывать чувства.

– Вы поступили глупо, – неожиданно проворчал Прилизанный. – Нужно было привести тело этой девочки в больницу, а самому скрыться.

– Ого! – воскликнул Бакинец. – У власти зарождается человеческое лицо!

– Да… замолчите вы! – огрызнулся тот, маша рукой. – Тоже мне, образец человечности.

– Вы, безусловно, правы, – рассеянно ответил Длинный. – Но вы на миг представьте мое состояние. За короткий промежуток я потерял столько близких! Отец при смерти. И в России, и в Баку мне грозила опасность. Казалось, внезапно вспыхнувшие чувства между мною и Саламовой способны растопить лед несчастий, но и они разбились вдребезги ее столь трагичной кончиной.

Всю дорогу в больницу меня преследовало предсказание Рады о проклятии. А дальше кто: мама, Павел, Толик?..

– Понятно, – вздохнул Прилизанный. – Скажи, чтобы принесли чего-нибудь пожевать, – буркнул он своему лакею. Зопаев выскочив, исчез за дверью.