Десмонд Бэгли - Бег вслепую

Сигурлин кивнула.

— Ее семья всегда отличалась упрямством.

Я сказал:

— Завтра вечером я должен отлучиться к Гейзеру, и мне хотелось бы, чтобы Элин осталась здесь. В этом мне нужна твоя помощь.

Сигурлин посмотрела на меня с серьезным выражением на лице.

— Мне не нравятся неприятности, связанные с оружием.

— Так же как и мне. Я никогда не стреляю ради удовольствия. Вот почему я хочу, чтобы Элин находилась от меня подальше. Она может остаться здесь, пока меня не будет?

— Об огнестрельных ранениях необходимо сообщать в полицию.

— Я знаю, — произнес я устало. — Но я не думаю, что вашей полиции по силам справиться с этой необычной ситуацией. Данное дело имеет интернациональные корни, и в него вовлечена отнюдь не одна единица огнестрельного оружия. Если его попытаться урегулировать без должной осторожности, то могут погибнуть невинные люди, а при всем уважении к вашей полиции, я думаю, что она склонна действовать грубо.

— Эти неприятности, как ты их называешь, — они имеют криминальный характер?

— Нет, в обычном смысле слова. Их можно считать экстремальной формой политической борьбы.

Сигурлин опустила вниз уголки своих губ.

— Единственной хорошей новостью, которую я услышала, является то, что ты хочешь, чтобы Элин держалась от тебя подальше, — произнесла она язвительным тоном. — Скажи мне, Алан Стюарт, ты ее любишь?

— Да.

— Ты собираешься на ней жениться?

— Если она мне это позволит после всего, что произошло.

Она одарила меня улыбкой превосходства.

— Ох, она позволит. Тебя зацепили как лосося, и теперь тебе некуда деться.

— Я в этом не уверен, — сказал я. — Существуют некоторые факты, ставшие известными в последнее время, которые не добавят мне очарования в глазах Элин.

— Такие, как оружие? — Сигурлин налила кофе. — Можешь не отвечать. Я не настаиваю. — Она пододвинула мне чашечку. — Хорошо, я задержу Элин здесь.

— Не представляю себе, как ты собираешься это осуществить, — сказал я. — Я никогда не мог заставить сделать Элин что-либо против ее воли.

— Я уложу ее в постель, — сказала Сигурлин. — Под строгий медицинский надзор. Она будет спорить, но в конце концов уступит. Делай то, что должен сделать, а Элин пока останется здесь. Но я не смогу удерживать ее долго. Если ты не вернешься назад, что тогда?

— Не знаю, — сказал я. — Но не позволяй ей возвращаться в Рейкьявик. Было бы крайне неразумно снова появиться в нашей квартире.

Сигурлин глубоко вздохнула.

— Посмотрим, что я смогу сделать. — Она налила себе кофе в чашечку и тоже села за стол. — Если бы не тот интерес, который ты проявляешь к Элин, то я была бы склонна… — Она с раздражением потрясла головой. — Мне не нравится все это, Алан. Ради Бога, разберись со всем как можно быстрее.

— Я сделаю все, что в моих силах.

Следующий день оказался очень долгим.

Читая за завтраком газету, Сигурлин внезапно произнесла:

— Ну и ну! На реке Тунгнаа кто-то привязал канатный транспортер к берегу со стороны Хальда. Группа туристов на другом берегу оказалась в затруднительном положении и провела в ожидании несколько часов. Интересно, кто мог сделать такое?

— Когда мы там переезжали, все было в порядке, — произнес я мягко. — Что там сказано про туристов? Никто из них не ранен?

Она удивленно посмотрела на меня с другой стороны стола.

— Почему кто-то должен быть ранен? Нет, про это здесь ничего не написано.

Я быстро сменил тему.

— Меня удивляет, что Элин до сих пор спит.

Сигурлин улыбнулась.

— А меня нет. Ей ничего об этом неизвестно, но вчера вечером она приняла снотворное. Она будет чувствовать сонливость, когда проснется, и ей не захочется выскакивать из кровати.

Это был единственный способ переубедить Элин. Я спросил:

— Я обратил внимание на то, что ваш гараж пуст — у вас разве нет машины?

— Есть. Гуннар оставил ее в конюшне.

— Когда он вернется?

— Через два дня, если их группа не натрет себе седлами мозоли.

— Для поездки к Гейзеру мне не хотелось бы пользоваться «лендровером», — сказал я.

— Тебе нужна машина? Хорошо, но я хочу, чтобы ты вернул ее целой. — Она объяснила мне, где ее найти. — Ключ от зажигания лежит в ящичке для перчаток.

После завтрака я долгое время рассматривал телефон, размышляя о том, не позвонить ли мне Таггарту. Я многое мог ему рассказать, но мне показалось, будет лучше отложить это до тех пор, пока я не услышу, что скажет Джек Кейз. Приняв такое решение, я прошел в гараж, чтобы почистить винтовку Флита.

Это и на самом деле был превосходный инструмент. Со своей удобной рукояткой и выполненным в свободном стиле прикладом он, очевидно, был сделан по индивидуальной мерке, снятой с Флита, который, как я подозревал, был большой энтузиаст. В каждой области человеческих пристрастий существуют люди, доводящие свое увлечение до крайней степени абсурда. Среди меломанов, например, есть маньяки, имеющие дюжину мощных колонок и всего одну тестовую запись. Среди охотников есть фанатики, помешанные на оружии.

Эти фанатики считают, что не существует стандартного, снятого с магазинной полки оружия, способного их полностью удовлетворить, и поэтому они адаптируют и модернизируют его, пока у них не выходит нечто похожее на творение скульптора-модерниста. Они также уверены, что производители боеприпасов ничего не понимают в своем деле, и снаряжают свои собственные патроны, тщательно взвешивая каждую пулю и сопровождая ее точным количеством пороха, рассчитанным из пропорции один к десяти. Иногда они еще и неплохо стреляют.

Я проверил патроны из открытой коробки и, как и ожидал, обнаружил на них характерные царапины от обжимных щипцов. Флит имел обыкновение стрелять собственными зарядами, в чем я никогда не испытывал нужды, правда, у меня и не возникало и необходимости укладывать пули в одну точку с расстояния в несколько сотен ярдов. Это тоже объясняло, почему коробки были без этикеток.

Меня удивляло, почему Флит захватил с собой целых пятьдесят патронов; ведь ему удалось заставить нас замереть на месте одним нажатием на курок. Он зарядил винтовку обычными охотничьими патронами с мягконосой пулей, которая расплющивалась при попадании в цель. Закрытая коробка содержала двадцать пять зарядов с пулями в стальной рубашке — военного образца.

Мне всегда казалось странным, что пуля для стрельбы по животным, предназначенная убивать быстро и милосердно, как это только возможно, по Женевской конвенции признана незаконной для стрельбы по людям. Выстрелите в человека свинцовым охотничьим зарядом, и вас обвинят в использовании пули дум-дум, что противоречит правилам. Вы можете изжарить его напалмом, разорвать на части прыгающей миной, но вы не имеете права стрелять в него той же пулей, что вы используете для того, чтобы аккуратно убить оленя, избавив животное от лишних мук.