Чарльз Вильямсон - Любовь и шпионаж

– Что же дальше? – спросила Максина. – Будете ли вы продолжать обыск, поскольку рассчитывали найти нечто другое, или же…

– Нет, нет. У вас не было времени спрятать более чем одну вещь, мадемуазель, – сказал полицейский с невеселой улыбкой. – Кроме того, именно за этот футляр вы цеплялись; вы не хотели, чтобы мы нашли именно его. Вы – великая артистка, но вы не смогли сдержать капли пота, выступившие у вас на лбу, или биение сердца, когда я прикоснулся к дивану. Я все время следил за вами. Увы! – это были ошибка с нашей стороны, и я должен извиниться перед вами.

– Я обвиняю не вас, а тех, кто послал вас, – сказала Максина, когда я подвел ее к креслу, в которое она вяло опустилась. – Я благодарна вам уже за то, что вы не считаете эти бриллианты какой-нибудь контрабандой. Дело могло окончиться именно так.

– Вовсе нет, мадемуазель. Желаю вам носить их с радостью. Это вы украшаете алмазы, а не они вас. Еще раз приношу извинения за себя и за моих коллег. Мы только исполняли наш долг.

– У меня есть враг, который, очевидно, и подстроил этот заговор против меня, – воскликнула Максина, словно осененная внезапной догадкой. – Сказано: «Даже у ада нет столько ярости, как у мужчины, оскорбленного и осмеянного женщиной». Он знал, что сегодня вечером я должна буду напрячь все свои душевные силы, – сегодня в моем театре премьера, и я играю главную роль. Он надеялся, что его затея сломит меня. Но я не буду сломленной. Если вы, мосье, хотите загладить вашу вину передо мной, приходите в театр и поддержите меня вашими аплодисментами.

Все трое поклонились. Комиссар полиции, недавно такой непреклонный, бормотал галантные комплименты. Это было очень по-французски, но, после того как они ушли, у меня осталось ощущение, что все это происходило в кошмарном сне.

Они ушли, прикрыв за собой дверь.

Я посмотрел на Максину, но она молчала. Положив палец на губы, она встала, все еще трепеща, и, подойдя на цыпочках к двери, внезапно открыла ее и выглянула в коридор. Там никого не было.

– Может быть, они зашли в вашу спальню, чтобы подслушать у двери, – прошептала она.

Я понял намек и, быстро пройдя в соседнюю комнату, повернул выключатель. Пусто. Но я оставил дверь открытой, а свет включенным: они действительно могли переменить намерение и оказаться более хитрыми, чем хотели выглядеть.

Максина рухнула на диван и, подняв обеими руками ожерелье с подушки, на которую оно упало, прижала сверкающие камни к губам и щекам.

– Славу Богу, слава Богу… и слава вам, Ивор, лучший из друзей! – сказала она разбитым голосом так тихо, что ни одно ухо, прижатое к замочной скважине, не могло бы подслушать ее слова. Затем, бросив бриллианты на колени, отчего в салоне стало как будто светлей, она откинула голову назад, рассмеялась и заплакала одновременно.

– О, Ивор, Ивор! – пролепетала она среди рыданий и истерического смеха. – Такое страдание, такое страдание – и вдруг такая радость! Вы чудесны. Добрый, милый Ивор, дорогой друг! Вы – святой!

Я тоже рассмеялся на эти слова и, чтобы успокоить ее, ласково погладил ее руку, которой она судорожно уцепилась за мой рукав.

– Клянусь небом, я не заслужил всех этих эпитетов, – сказал я. – Я только оказал небольшую дружескую услугу.

– Не заслужили их? – повторила она. – Не заслужили, когда спасли меня… хотя я все еще не понимаю, каким образом! Да, да, спасли от ужаса, худшего, чем смерть, – о, в тысячу раз худшего, потому что я уже решила покончить с собой, если они найдут «это», и не увидеть завтрашнего утра. Скажите же скорее, как совершили вы это чудо? Откуда взяли это колье, [9]которое так много значит для меня и для человека, которого я люблю? И как вам удалось спрятать другую вещь?

– Я ничего не знаю об этих бриллиантах, – отвечал я озадаченно. – Я вовсе не приносил их.

– Вы… не приносили их?

– Нет. Во всяком случае, этот футляр из красной кожи – не тот, который я привез с собой. Когда парень вытащил его из дивана на Божий свет, я сразу увидел, что он не тот, и возблагодарил нашу счастливую звезду. Я пытался подать вам знак, что все в порядке, но не смог поймать ваш взгляд…

Максина внезапно затихла. Слезы высохли на ее щеках, а глаза лихорадочно заблестели и расширились.

– Ивор, вы не знаете, что говорите! – сказала она изменившимся голосом. – Именно этот красный футляр я выхватила из вашего нагрудного кармана, как только раздался стук в дверь. Я запихнула его поглубже между сиденьем и спинкой дивана и отскочила прежде, чем дверь открылась. И вот оказывается, вы, сознательно или нет, принесли мне колье, похищенное у моего друга. Оно исчезло у него несколько дней назад, и мы очень переживали его пропажу, Я страшно рада получить его обратно. Но для меня гораздо важнее другой пакет, который вам удалось так чудесно спрятать от полицейских. Итак, отдайте мне его – и я уйду отсюда счастливой!

Я уставился на нее, чувствуя всю нереальность происходящего.

– Другой пакет? – вымолвил я с трудом. – Вы забрали у меня единственную вещь, которую я принес с собой. Сначала она лежала у меня под подушкой, а затем во внутреннем кармане пиджака, под плащом, – и только она одна! Пошарьте-ка получше в диване, – она наверняка должна быть там. А этот красный футляр… честное слово, не знаю, откуда он взялся, о нем мы поговорим после. Вспомните – все происходило в потемках, электричество в отеле было отключено. Если б в салоне было светло, вы видели бы, что тот футляр был темно-зеленого цвета и несколько отличался от этого, хотя был почти такого же размера…

Максина вскочила и стала неистово рыться в щели между сиденьем и спинкой дивана. Но – увы! – там ничего не было. Да и не могло быть, иначе комиссар полиции опередил бы нас…

Наконец, она прекратила поиски и в отчаянии заломила руки.

Снова смертельная бледность покрыла ее лицо, потух свет в ее глазах, они стали тусклыми, как после долгой болезни.

– Что теперь будет со мной? – задыхаясь прорыдала она. – Что будет? Договор утерян. Бог мой, что же мне делать? Ивор, вы убили меня! Понимаете: убили!

Слово «Договор» было для меня новым, потому что министр иностранных дел не счел нужным целиком посвящать связного в служебные секреты. Однако большого удивления это слово у меня не вызвало: я понимал, что являюсь лишь орудием в какой-то политической игре. Но я сразу же подумал о том, какие тяжелые последствия может иметь для Максины утрата важного государственного документа. Это могло обернуться несчастьем не только для нее, но и вызвать скандал в политических кругах Великобритании и Франции.

– Обождите! – сказал я. – Волноваться и отчаиваться рано. Тут какое-то недоразумение. Может быть, мы сумеем это выяснить, когда все тщательно обсудим и взвесим. Я хорошо знаю, что у меня был зеленый футляр. С момента выезда из Лондона он ни разу не покидал моего кармана, я все время помнил о нем и охранял его. Не мог ли министр умышленно или по ошибке отослать вам ваше ожерелье вместо… вместо того, что вы так ожидали?