Дональд Гамильтон - Гибель Гражданина

- Не могу сказать того же.

Она шагнула вперед, взяла мое лицо в ладони, обтянутые перчатками, и поцеловала прямо в губы. От нее пахло куда лучше, нежели в Кронгейме и даже в Лондоне, когда мыло и горячая вода были дорогостоящей редкостью. Что намечалось после поцелуя, не знаю, ибо Тина отступила, а я поймал ее кисть и мгновение спустя добрым старомодным приемом вывернул правую руку к лопаткам. И при этом не церемонился.

- Отлично, - сказал я. - Пелеринку на пол, querida [5] Милая (исп.). . - Языками владела не она одна. - Бросай сумочку, малышка. Nerunten mit der Nerz! [6] Швыряй вместе с норкой! (нем.).

Тина лягнула каблуком-шпилькой, но я ожидал этого, а новейший покрой вечернего платья особо лягаться не позволяет. Я взял руку в замок, Тина застонала сквозь зубы, согнувшись от боли. Позиция вышла великолепная. Сотрясая все дамские позвонки, я сильно двинул коленом по затянутому в шелк заду.

- Сломаю руку, милочка, - предупредил я. - И вобью задницу в темя. Это Эрик, моя голубка, и Эрику не нравится выуживать из ванны мертвых девушек. Впрочем, идея недурная, а ванна - довольно просторная. Брось меха!

Тина безмолвствовала, но пелеринка шлепнулась на пол - и не с мягким шорохом, а с отчетливым, хотя и приглушенным, ударом. В этом скорняжном шедевре, видимо, таился кармашек, который не пустовал. Удивляться не стоило.

- Теперь сумочку, дорогая. Тихонько, тихонько. Кости срастаются так долго, а гипс так уродлив.

Черная сумочка упала на пелеринку, и даже меховая подушка едва смягчила удар.

- Это два, - сказал я. - Надо полагать, Эрреры и мой. Теперь покажи старому товарищу собственную пушку. - Тина быстро помотала головой. - Неужто не носишь? Ни очаровательного бельгийского браунинга, ни чудной маленькой "беретты"? Ее так рекламируют! - Тина снова помотала головой. Я схватил пальцами левой руки высокий воротник платья и скрутил - как раз настолько, чтобы слегка придушить. Где-то лопнул шов.

- Меня не смущают обнаженные женщины, chiquita [7] Крошка (исп.). . Не вынуждай себя раздевать.

- Ладно, будь ты проклят, - прохрипела Тина. - Не сжимай горло!

Я отпустил платье, однако не кисть. На платье спереди был кокетливый разрез - показывать соблазнительную полоску белой кожи. Тина засунула туда свободную руку, вынула крохотный автоматический пистолет и швырнула его на пол, поверх всего остального. Я оттолкнул ее от оружейного склада и разжал пальцы. Она яростно повернулась, массируя запястье, потом обеими руками растерла пострадавший зад - и внезапно рассмеялась.

- Ах, Эрик, Эрик, - выдохнула она, - я ужасно испугалась, когда увидела.

- Чего испугалась?

- Ты так изменился! Твидовый пиджак, хорошенькая жена, упитанное брюшко... Следи за собой. При твоем росте можно стать горой мяса, если разжиреть. И глаза, как у вола в загоне, в ожидании мясника... Я подумала: он даже не признает меня, этот человек. Но признал. Вспомнил.

Она говорила и надевала шляпку с вуалью, приглаживала волосы, одергивала платье: пригнулась, полуотвернувшись, как делают женщины, когда подтягивают чулок, - и резко выпрямилась. В руке сверкнуло лезвие. Я шагнул назад, выдернул собственную руку из кармана и, тряхнув кистью, раскрыл золингеновский нож. Не самый удобный способ приводить режущий инструмент подобного типа в боевую готовность, если обе руки свободны. Зато весьма впечатляющий.

Мы глядели друг на друга с ножами наготове. Тина держала свой, словно собиралась колоть лед и готовить коктейль. Я вспомнил, что ножом ей разрешалось пользоваться только в крайнем случае. А ваш покорный слуга сызмальства обучался владеть разнообразным оружием, особенно холодным. Наверное, из-за того, что в роду были викинги. Ружья? Прекрасно. А все же в глубине души я приверженец меча и кинжала. И при такой разнице в росте мог бы выпотрошить противницу, как рождественскую индюшку, даже не обладая нужными навыками. Шансов у Тины не было, и она это понимала.

- Да, я вспомнил. Она расслабилась и засмеялась.

- Проверка, милый. Можно ли все еще полагаться на тебя.

- Такие проверки часто кончаются перерезанным горлом. Убери-ка перышко, и хватит валять дурака. - Я проследил, как она спрятала лезвие десантного ножа и сунула оружие за подвязку. - Ну и достается бедной резинке! А теперь выкладывай все про малышку с хорошеньким метательным ножиком и хитрой кобурой у коленки.

Тина опустила подол и стояла, глядя оценивающе, взвешивающе. Вступительный экзамен прошел успешно, однако она до сих пор не уверилась во мне, после стольких лет мирной беззаботной жизни.

Я уже выдерживал такой взгляд. Отчетливо помню собеседование, устроенное Маком при первой же встрече. Дотошным расспросам подвергали каждого рекрута - и немедленно. Я так полагаю, но говорить наверняка могу лишь о себе самом: до известного дня каждого кандидата учили и тренировали отдельно, чтобы в случае непригодности парень вернулся в часть, не унося в голове чересчур много любопытных сведений.

Помню маленький невзрачный кабинет, похожий на все последующие маленькие невзрачные кабинеты, где мне приходилось докладывать и получать приказы; помню маленького седовласого человека с холодными серыми глазами и о чем он говорил, покуда я стоял по стойке смирно. Он был в штатском и не требовал никаких военных ритуалов, я понятия не имел, есть ли у него чин, и если есть, то какой, - но счел за благо не рисковать.

Каким-то образом я уже чуял: эта служба как раз для меня - если примут - и не преминул извлечь наибольшую возможную выгоду из хорошо выпрямленной спины и частого обращения "сэр". Я пробыл в армии достаточно и понимал, что возьмут, в сущности, любого, кто умеет стрелять, отдавать честь и говорить "сэр". Впрочем, когда у вас рост шесть футов четыре дюйма, пускай вы даже худой и костлявый, слово "сэр" звучит не заискивающе - просто скромно и вежливо.

- Да, сэр. Хотелось бы узнать, зачем я сюда направлен, сэр. Очень хотелось бы.

- У вас хороший послужной список, Хелм. И с оружием обращаться умеете. Уроженец Запада?

- Да, сэр.

- Охотник?

- Да, сэр.

- Горная дичь?

- Да, сэр.

- Водоплавающая?

- Да, сэр.

- Крупная дичь?

- Да, сэр.

- Олень?

- Да, сэр.

- Лось?

- Да, сэр.

- Медведь?

- Да, сэр.

- Свежуете сами?

- Да, сэр, если нет помощников.

- Отлично, - сказал он. - В нашей работе нужен человек, не боящийся испачкать руки.

Он продолжал разговор, глядя на меня оценивающим взглядом. Эту службу отличает целенаправленность, пояснил Мак. Вы - военный, и когда враг нападает на вашу часть, будете отстреливаться, правда? А прикажут атаковать - выскочите и от души постараетесь уложить еще нескольких. Приметесь, так сказать, произвольно выбивать солдат из массы противника. Вы славитесь меткостью и, невзирая на офицерский чин, в один прекрасный день вполне можете сощуриться сквозь оптический прицел, карауля бедного одиночного олуха на расстоянии четырехсот-пятисот ярдов. И снова жертвы окажутся совершенно случайными. Что, если мы предложим повоевать и послужить более разборчиво?