Борис Громов - Лубянская ласточка

Беко, как и на первой встрече в Фонтенбло, упивался демонстрацией своего знания России и порядков в Ясеневе.

– Простите, мсье Беко, я надеюсь, что мы с вами встретились здесь не для дегустации… Вы, очевидно, собираетесь сделать мне конкретные предложения, – наконец решил прервать его Владимир. Ему хотелось поскорее закончить этот разговор в соответствии с задуманным им планом и поскорее покинуть эту конспиративную квартиру ДСТ. – Я могу здесь закурить? – спросил он – процесс подготовки к курению, к этому священнодействию, помогал ему сосредоточиваться и продумывать свои ответы.

– Да, да, конечно, – заверил его Беко, с любопытством наблюдая, как Владимир вытащил из кармана пиджака серебряный цилиндр, достал сигару, обрезал ее кончик и щелкнул зажигалкой. По комнате разнесся ароматный запах дорогой сигары.

– Мне нравится ваша деловитость, мсье Кулябов. Итак, перейдем к делу. В первую очередь нам следует оговорить условия нашего сотрудничества, средства связи, а затем мы перейдем к конкретным вопросам, которые интересуют нашу службу.

Тон Беко изменился. В нем опять зазвучали сухие начальственные нотки.

– От имени французских властей я уполномочен заявить, что мы гарантируем вам полную безопасность во Франции во время нашей работы с вами. Вы не новичок в разведке и понимаете, что всякое может случиться, да и не по нашей вине. В этом случае мы готовы предоставить вам и вашей семье политическое убежище и обеспечить уровень жизни, достойный вашего положения и социального статуса. Мы откроем на ваше имя долларовый счет в банке и ежегодно будем переводить на него определенную сумму, которую нам предстоит оговорить. К тому же мы будем адекватно оценивать ту информацию, которую вы нам предоставите. Соответственно ваш счет будет пополняться. Конечно, мы возместим вам во французских франках все оперативные расходы, которые возникнут в период нашей совместной работы. У вас есть какие-нибудь замечания или пожелания в этой части наших предложений, мсье Кулябов?

Сидевший рядом с Беко блондин с квадратным лицом за все время беседы не проронил ни слова. Наблюдая за Кулябовым, он лишь изредка кивал, как бы подтверждая все сказанное Беко, который, очевидно, был его непосредственным начальником.

Кулябов вдруг со всей определенностью осознал, что все его планы провести ДСТ и вырваться из искусно расставленной французскими контрразведчиками ловушки являлись самообманом. Перед ним были жесткие, беспощадные профессионалы, они так же, как ребята из Второго главка КГБ [46], обладали крокодильей хваткой. Попав в их челюсти, жертва не имела ни малейших шансов вырваться на свободу.

«Надо было рассказать все резиденту. А может, и сейчас не поздно?» – мелькнуло в голове у Владимира. Но эта мысль исчезла еще быстрее, чем появилась.

Он сдал барона с потрохами. Раскрыл и Петрова как работника резидентуры КГБ в Париже, и то, что Петров вышел на барона в салоне мадам Натали. Невероятно, но факт – Кулябов пощадил Натали. Каковы были истинные причины этого – сейчас можно только гадать. Было ли это вызвано чувством вины за совершенный когда-то проступок? Жалостью к женщине, которая была его первой любовью? Нежеланием раскрыть перед французскими контрразведчиками историю своей первой любви и первого предательства? Факт остается фактом: Кулябов сказал, что Петров вышел на барона случайно в салоне, куда его привел Джон Риттер. Мадам Легаре к его вербовке непричастна…

С этой минуты петля вокруг барона затянулась с роковой неотвратимостью. У ДСТ, наконец, появились прямые доказательства, помимо фальшивых паспортов с его фотографией, найденных в тайнике, да зафиксированной встречи с советским «дипломатом».

– А до конца ли выяснена роль в этом деле мадам Легаре? – спросил шеф ДСТ на оперативном совещании по делу де Вольтена. – Кроме того, что мадам спит с бароном? Мы не имеем права исключать ее сотрудничества в пользу Советов. Мсье Беко, займитесь немедленно и отработайте это направление.

Сотрудники ДСТ, участвовавшие в разработке барона, млели от восторга и зависти, просматривая любовные сцены со стонами и прочими «прямыми доказательствами» пылких страстей, исправно записанных на пленку с помощью многочисленных подслушивающих и подглядывающих устройств. Два молодых офицера прокручивали записи десятки раз – «чтобы не упустить чего». Беко, пуританину по природе, пришлось даже отобрать пленки у ретивых оперативников. Наружное наблюдение, которое велось чрезвычайно тщательно с участием пяти бригад (почти все, что можно было задействовать), тоже не принесло ничего нового. Мадам Легаре и барон де Вольтен уезжали на уик-энд в местечко Сан-Пьер, реже оставались в квартире мадам и никогда ни с кем не встречались. К тому же барон появлялся в Париже все реже и реже, а проводить оперативные мероприятия на территории ФРГ служба не имела права. Да и не желали французы подключать к разработке французского генерала контрразведку НАТО и ЦРУ по вполне понятным причинам. Пора было приступать к решительным действиям.

После тщательной проверки на стол шефу ДСТ легла докладная записка. Вывод: мадам Легаре имеет с генералом Морисом де Вольтеном исключительно сексуальную связь. Что, кстати, абсолютно соответствовало истине. Но, перед тем как сделать подобный вывод, в один прекрасный день Натали позвонил Марсель Лефар, ее куратор из ДСТ:

– Мадам Легаре, нам необходимо срочно встретиться. Завтра в 12 часов жду вас на «Башне».

Конспиративная квартира находилась в высотке под названием «Тур Рефле» напротив отеля «Нико». Этот район на левом берегу Сены вдоль набережной был монотонно застроен высокими равноэтажными башнями. Они отличались друг от друга лишь цветом и некоторыми архитектурными особенностями, в соответствии с которыми и получали романтические названия: «Тур Эспас», «Тур Кристалл» или «Тур Титан».

Застройка располагалась неподалеку от миниатюрной копии нью-йоркской статуи Свободы, установленной на длинном островке посередине Сены. Французы уже не испытывали умиления при виде творения их соотечественника Фредерика Бартольди, которое их же более восторженные предки преподнесли американцам в честь первого столетия независимости США. И… в качестве 46-метрового напоминания о роли Франции в их борьбе за освобождение от власти английской короны.

Парижане метко окрестили это место Манхэттеном. И не любили селиться здесь – уж больно «американскими» были многоэтажные уродцы. Зато в них охотно снимали квартиры иностранные дипломаты, международные чиновники, работающие в ЮНЕСКО (штаб-квартира находилась всего в 15 минутах ходьбы), а также зажиточные арабы и иранцы, которым нравилось такое смешение богатых людей различных национальностей и вероисповеданий.