Борис Громов - Лубянская ласточка

Никто не вел записей, бумага на столе отсутствовала, но Натали прекрасно знала, что весь разговор фиксируется. Это делало ее ответы продуманно короткими, предельно точными, лишенными эмоциональности.

Пэгэушники [35]внимательно слушали Натали, почти не перебивая ее, лишь изредка задавая уточняющие вопросы. Их интересовало все – от возраста и места рождения барона, его работы, должности, звания, материального положения, черт характера, привязанностей до отношений с женой и детьми, привычек, наклонностей, слабостей и сильных сторон. Что касалось личных качеств, характеризующих барона с положительной стороны, тут Натали не скупилась на эпитеты: пытливый ум, сильная воля, проницательность и целеустремленность, харизма, против которой трудно устоять женщинам… Последнее замечание, конечно, не прошло незамеченным мимо ушей опытных психологов-практиков из ПГУ.

Особо внимательно они отнеслись к рассказу Натали об антиамериканских настроениях Мориса, попросив Натали дословно вспомнить все то, что в этой связи ей говорили как Морис, так и его друг-архитектор.

На многие вопросы Натали просто не могла дать ответов, что вполне объяснимо – многое ей еще только предстояло выяснить по возвращении в Париж. В конце беседы разведчики попросили все подробно изложить на бумаге, которая, к великому сожалению Натали, все же нашлась в этом доме.

После почти трех часов интенсивной работы она почувствовала себя внутренне опустошенной, как будто ее вывернули наизнанку.

На улице она быстро взяла такси, доехала до «Националя», поднялась в номер и после освежающего душа легла спать, отметив полное отсутствие аппетита.

Какое-то время перед глазами еще мелькали события прошедших дней… Но потом все заслонило лицо Мориса де Вольтена.

– Владимир Александрович, – начал свой доклад начальник 5-го отдела управления, положив на стол папку, на которой была видна сделанная от руки надпись «Операция Аристократ», – агент парижской легальной резидентуры инициативно вышел на перспективный контакт с французом – подполковником НАТО, который служит в Центре ракетных войск в Мюнхене. В процессе изучения объекта были выяснены его политические убеждения, связи, черты характера, составлен психологический портрет. Изучение француза проводилось также через нелегальные резидентуры как во Франции, так и в ФРГ. Определена основа возможной вербовки натовца – это сильно выраженные антиамериканские настроения, повышенное чувство личной ответственности за судьбы Франции и Западной Европы. Понимание необходимости сохранения военного паритета между блоками. Материальная сторона не является определяющей. Он человек довольно состоятельный, знатного рода, с особым кодексом чести. Так что вербовку думаем проводить исключительно на идейной основе.

– Где и как намерены осуществить подход и кого собираетесь подвести к объекту с этой целью? – спросил начальник разведки.

– Полагаем, что подход легче осуществить в Париже. Планируем подвести к натовцу опытного разведчика-агентуриста из парижской резидентуры. Агента-наводчика используем для установления первого контакта. В дальнейшем ему следует прекратить встречи с объектом для его же безопасности.

– Хорошо. Срочно подготовьте план мероприятий по разработке и вербовке натовца. С этой минуты подробно докладывайте мне обо всем, что связано с этой операцией. Проникновение в НАТО на таком уровне для нас чрезвычайно важно. Оставьте мне дело – я внимательно просмотрю материалы…

В Центре долго ломали голову, как «органичнее» подвести к де Вольтену Бориса Петрова. Случай преподнес разведчикам неожиданный подарок: в одном из сообщений Мимозы о посетителях ее салона появилось имя Джона Риттера – профессора Колумбийского университета. Лучше и быть не могло: Риттер, ученый с мировым именем, тоже работал в Секретариате ЮНЕСКО. После утреннего совещания в «бункере» резидент попросил Петрова зайти к нему в кабинет.

Генерал-майор Михаил Михайлович Северцев (или, как его за глаза называли разведчики, Мих-Мих) – резидент КГБ в Париже – положил напротив Петрова фотографию: высокий, с непокорной шевелюрой мужчина что-то с увлечением рассказывал, слушатели не отрывали глаз от рассказчика – чувствовалось, он полностью овладел их вниманием. Снимок был сделан в фойе малого конференц-зала ЮНЕСКО, судя по всему, в перерыве какого-то заседания.

– Узнаёшь? – спросил Петрова резидент после того, как тот внимательно рассмотрел фотографию.

– Да это же Джон Риттер, наш Ди-1, то бишь начальник отдела в секторе образования.

– Что тебе о нем известно? Ты с ним знаком?

– Формально – нет, но в лицо он меня знает. Риттер давно работает в ЮНЕСКО. Несмотря на высокий пост, демократичен, чем и завоевал симпатии и популярность среди сотрудников. В секретариате прослыл настоящим трудоголиком, помешан на спасении древних исчезающих культур. Часто выезжает в командировки в богом забытые места стран Азии и Африки, куда силком никого не загонишь. Рассказчик он великолепный, если сядет на своего любимого конька – моментально обрастает аудиторией.

– Вот ты, Борис Васильевич, и станешь его самым благодарным слушателем. Ты должен сделать все, чтобы понравиться ему и подружиться с ним. А затем он должен «познакомить» тебя с Мимозой – наш ученый часто развлекает гостей известного тебе салона. Там он уже завел себе поклонников из числа дипломатов развивающихся стран и нескольких французских ученых-лингвистов.

– Понятно. Подумаю, как это лучше сделать, и доложу вам завтра.

– Договорились. Кстати, Риттер – «чистый», в связях с ЦРУ и прочими спецслужбами не замечен. На «посиделки» в посольство США, куда юнесковских американцев приглашают на «лекции» – эквивалент наших политинформаций, демонстративно не ходит.

«Я бы, пожалуй, тоже не ходил», – мелькнуло в голове у Бориса.

– Фрондер. Словом, действуй…

На левом берегу Сены, на площади Фонтенуа, высится семиэтажный трилистник из стекла и бетона в форме латинской буквы «Y». Это самое яркое явление классического структурализма распахнуло свои двери для ЮНЕСКО в 1958 году. Сам мэтр Ле Корбюзье одобрил проект, созданный известным итальянским архитектором Пьером Луиджи Нерви. Штаб-квартира заслуживает большего, чем простое упоминание о ней. Дело в том, что все континенты постарались внести лепту в ее обустройство, передав ЮНЕСКО лучшие образцы своих высокохудожественных произведений, для того чтобы украсить и превратить в своеобразный Собор искусства первый этаж здания. Его расписывали Пикассо и Миро, украшал своими фресками Тамайо, барельефы выполнил Арпа, а скульптуры – творения Мура и Кальдера. Без преувеличения можно сказать, что здание штаб-квартиры ЮНЕСКО является мировым интеллектуальным перекрестком. В этом нетрудно убедиться, побродив по просторным вестибюлям и залам организации. Здесь за час можно встретить больше известных всему миру ученых, выдающихся деятелей искусства и культуры, чем за всю жизнь в любой из столиц. Нередко делегаты – представители стран – членов ЮНЕСКО, собирающиеся для участия в различных межправительственных комитетах, научных конференциях и семинарах, выходя после бесплодных дебатов в огромные, великолепно украшенные холлы, выглядят подавленными, осознавая свое бессилие на фоне высоты человеческого духа и его устремлений.