Дональд Гамильтон - Инквизиторы

Служащие нью-йоркского аэропорта либо старательно притворялись, будто пребывают в полном неведении, либо и впрямь потеряли из виду самолет, коему надлежало доставить меня в Чикаго. Что и наводило на неприятные размышления касаемо воздухоплавательных качеств реактивного аэроплана и его способности своевременно и надлежаще связываться с наземными службами... Не люблю путешествовать по воздуху, ничего не поделаешь. Просто не люблю.

Я исхитрился застичь Элеонору Брэнд на месте, в уютной чикагской квартире. По телефону застичь, разумеется. Уведомил, что ни малейшего представления о точном времени грядущего отбытия не имею. Посему не встречать меня следовало - взрослый человек вполне способен добраться на такси от посадочной полосы до места назначения, а караулить с разогретым и готовым к употреблению ужином.

На последнюю просьбу Элеонора вполне резонно заметила, что ужин, выпивка и она сама вполне готовы к употреблению - сиречь, кушать, пить и переспать будет подано исправным образом. У подруги моей имелся весьма бойкий язычок, отнюдь не всегда соблюдавший общепринятые правила светских приличий. Впрочем, совершенно светские дамы и не попадались на моем пути. Полный пробел в наличном опыте, каюсь и признаю.

Миновало одиннадцать вечера, когда я прошагал сквозь вестибюль громадного дома. Привратник, разумеется, уже знал меня в лицо. И всем выказанным неблагорасположением уведомил: не в свое дело не вмешиваюсь, но все-таки мисс Элеонора Брэнд, умница и журналистка, обитающая в пятьсот четвертой квартире, могла бы сыскать себе нечто лучшее, чем это длинное, худое, как щепка, злобное с виду существо без определенных занятий.

Что ж, в известном смысле привратник имел резон. Я выбрался из лифта и нажал знакомую кнопку звонка. Ответа не воспоследовало.

Полная неожиданность. Элеонора отозвалась по телефону почти немедленно и сказала, что ждет. Ежели обещала ждать, должна была ждать; иная манера поведения просто не в духе Элеоноры, можете поверить на слово. И голос не звучал упреком, и никаких затаенных обид, взывающих к мелкому дурацкому отмщению, меж нами не числилось.

Я сглотнул и, нашарив ускользавший ключ, поколебался, всей душою желая оказаться при пистолете, а еще лучше - крупнокалиберном револьвере. Но процедуры нынешнего досмотра перед посадкой в самолет весьма затрудняют жизнь секретному агенту, а пускаться на хитроумные и противозаконные уловки, летя проведать любовницу, едва ли стоило. Я прибыл в Чикаго совершенно безоружным.

Гол, как сокол... Ни ствола, ни клинка завалящего в кармане.

За наглухо замкнутой дверью зазвенел телефон. Элеонора не заставила бы старого доброго друга топтаться на площадке и насмерть удавливать черную кнопку. А уж на звонок ответила бы в любом случае. Разве только, под душем стоя, не расслышала бы. Что казалось весьма разумным, но отнюдь не убедительным доводом.

Ибо в моем деле подобных случайностей не бывает.

Я отпер дверь, и распахнул ее настежь, и вломился в квартиру сообразно последним наставлениям - неважно, каким, тем паче, что они вполне могли оказаться устаревшими: на Ферме изобретают новые методы и приемы чуть ли не каждый месяц. Выяснилось, что предосторожности были совершенно излишни: при входе никто не караулил.

Телефон отчаялся и умолк.

Осторожно проследовав через гостиную в спальню, я отыскал и проверил курносый тридцативосьмикалиберный кольт, который оставил Элеоноре перед прощанием. Во-первых, не грех было иметь запасное оружие, припрятанное в надежном месте и сберегаемое заботливыми руками. Во-вторых, по глубокому моему убеждению, нынче, при неслыханном разгуле преступности, одинокой женщине просто необходимо огнестрельное приспособление, хранимое дома про всякий непредвиденный случай.

Я освободил и проверил барабан. Шесть зарядов: полный непотревоженный комплект.

На откидной полке стенного бара красовались приспособления и вещества питейные. А в крохотной кухоньке поджидал обещанный ужин, стоявший на плите. Все конфорки тем не менее были отключены. Ванная оказалась необитаема, равно как и просторная двуспальная кровать, полностью застеленная и приуготовленная к намечавшимся играм и развлечениям.

Я облегченно вздохнул. Не самое успокоительное состояние вещей, согласен; однако случалось и похуже. Не столь уж много лет назад я вошел в такую же уютную квартирку, далеко отсюда, в иной стране, и застал на плите - ужин, в холодильнике - шампанское, а на полу - наповал убитую снайпером хозяйку дома.

Сызнова громко и требовательно зазвенел телефон.

Я дал ему проголосить ровно трижды и поднял трубку, произнеся короткую молитву, которой, сдавалось, никто не внял. Впрочем, я навряд ли заслужил ответа на молитвы, которые возношу в отчаянную минуту. Не богоугодное у меня занятие, ничего не попишешь.

Голос был женским, но Элли, разумеется, не принадлежал. Очень юный голос, и акцент несомненный. Либо Центральная, либо Южная Америка. Родное наречие - диалект испанского языка.

- Сеньор Хелм?

- Да, Мэттью Хелм. Слушаю вас.

- Будьте любезны принять гостя, сеньор. У вас репутация довольно решительного человека. Если дорожите жизнью некоей дамы, пожалуйста, обуздайте себя. Переговоры возможны лишь в обстановке сдержанной и спокойной. Насилие столкнется с ответным насилием. Понимаете?

- Присылайте юношу или девушку, сеньорита, - сказал я, пытаясь отвечать со снисходительной и самоуверенной наглостью. - Только запомните хорошенько, что произнесли секунду назад: насилие столкнется с ответным насилием. Вполне профессиональным. Я вовсю подвизался на человекоубийственном поприще задолго до того, как вы на свет появились.

- Давно осведомлены, - сказала неизвестная собеседница. - Именно поэтому и обращаемся к вам, а не к иному. Требуется опытный профессионал, а вы стяжали славу наилучшего. Посланец пояснит подробнее, сеньор.

- Назовите имя. Надо же уведомить привратника, чтобы пройти дозволил.

- Ее зовут Долорес Анайа, сеньор.

Я впустил девицу после первого звонка при входе. Особа среднего роста, молодая, даже излишне: двадцать или двадцать два. Пожалуй, гораздо младше: под южным солнцем развиваются неимоверно быстро. Тоненькая, обтянутая черными брюками; однако отнюдь не смахивающая на мальчишку. Хорошенькое личико, смуглая оливковая кожа, коей пошел бы на изрядную пользу иной, более спокойный образ жизни. Только заговаривать об этом было бы затеей зряшной и никчемной...

Огромные темные глаза (почти прелестные) заметно сузились, увидав револьвер, заткнутый за мой пояс. Нежное создание могло превратиться в гремучую змею при малейшем поводе.